|
|
Осторожно наркотки. Информация к сведению.
| |
|
|
|
-
Активный участник
Осторожно наркотки. Информация к сведению.
....Привет всем. Вот решил поделится рассказом, написанным мной лет 10 назад. Может кто-то из вас посчитает нужным дать почитать его своим детям. Понимаю, что все дети разные и кому-то эта тема не актуальна, и слава Богу. Но уверен, что найдутся и такие ребята, которым этот рассказ может помочь не совершить рокового шага.
Он написан исходя из собственных ошибок юности и основан на реальных событиях. Я даже не стал менять имена. Будет интересно узнать ваше мнение.
Чтобы не потерять память , её необходимо оцифровать. (с)
-
Активный участник
Выродки, или жертвы необъявленной войны.
Вступление.
Зов Ангела Хранителя.
Стой!
Не делай дальше ни шагу!
Там пропасть, там смерти коварный обман.
Не надо! Я к здравому смыслу взываю.
Очнись! До чего ж ты упрям.
Ну стой же!
И с края пропасти чёрной
На крыльях своих унесу я тебя.
И жду только просьбы, ведь воли свободной
Нельзя мне нарушить, нельзя!
Я не послушал голос чудный.
Совету доброму не внял.
И жизнь свою так безрассудно
На грош дырявый променял…
Выродки, или жертвы необъявленной войны.
"Я смогу остановиться!
Я же сильный, я – другой.
Пусть мамаша не боится -
Я смогу остановиться!
Я ж хозяин над собой".
И в накачанную вену
Первый раз вошла игла,
Сокрушив запретов стену.
И нормальной жизни смену
Подготовила она…
Отрываю глаза. На меня в упор смотрит грязный закопчённый потолок. Тусклый, холодный свет лампочки освещает подвальную каморку. Пить… Облизываю сухим языком потрескавшиеся губы. Раскалённая гортань просит влаги. Слюны нет. Она сгорела… иду к крану. Под ногами чавкает грязь. Крысы… Крысы нас не боятся. Мы их тоже. Мы соседи. Вода наполняет банку музыкой райского источника. Губы прилипают к сальным стеклянным краям. Хлорная жидкость проникает внутрь и на время гасит пожар. Хорошо…
Возвращаюсь. Сажусь на низкое рваное автобусное кресло. Пять утра. Спал около четырёх часов. Три тела лежат на горячих трубах, заложенных досками, и смотрят однообразный серый сон. Мне сны не снятся целый год… Шарю рукой под креслом – нет… Где же? В незаметном стенном проёме… - нашёл! Пальцы нащупали небольшой пластмассовый предмет и извлекли его из тайничка. Сердце заухало, словно после долгого бега. Оглянувшись на спящих, закатываю рукав, зажимаю руку между колен, скидываю колпачок с иглы, скорее, скорее и… мутная жидкость, разбавленная моей кровью, растворяется в организме. Боль утихает. Легко, радостно. Эта радость не будет долгой. Через несколько часов тело опять будет требовать инородную субстанцию в себя, чтобы продолжать жить. Я – раб… и уже понимаю это. Сердце скрипит и щемит. Пустота… Одиночество… Тоска…
Сквозь тяжёлую дремоту слышу надрывное шипение воды. Духота. Разодрав глаза, я вздрогнул: я ослеп! Перед глазами стоит сплошной туман – ничего не видно. В ужасе вскакиваю на ноги, и тут же будто тысячи муравьёв одновременно впиваются мне в стопы – кипяток! Боль приводит меня в чувство. Кидаюсь к выходу, вслепую нахожу лаз и выскакиваю на улицу.
Трое парней, которые были со мной в подвале, уже стоят на детской площадке и курят.
- Оп-па, ха-ха, мы уж думали ты сварился! – усмехнулся один.
- В мундир, ха-ха! – добавил другой. Все трое заржали.
- Да вы чё, бараны, совсем очумели!? – вспыхнул я и со всей дури дал одному из них по роже.
- Э-э, тихо, тихо!
- Да чё тихо!? Чё тихо!? Я чуть не сдох, а ты "тихо"!?
- Не хрен так дрыхнуть! Я и сам чуть не обварился!
- Да пошёл ты!
На этом конфликт был исчерпан. Я подумал, что сам не лучше их – такой же: минуту назад, спасая свою шкуру, я не вспомнил ни о ком.
Мы подошли к аптеке. Девять часов. До открытия час.
- Зря припёрлись, вот блин! – с досадой сказал Тоша и смачно плюнул в добродушную физиономию нарисованного на двери Айболита, - у-ув, гад, ещё лыбится!
- Попёрли в высотку, что ли?
- Попёрли!
В подвале высотного дома у нас была ещё одна каморка, очередной "дозпункт". Тоша первый залез внутрь, за ним Вентель, потом я и Чирик. В маленьком помещении горел мутно-жёлтый свет, пахло мочой. Воздух тяжёлый, влажный, затхлыми слоями заполнял всё пространство. Из-за Тошиной спины я увидел чей-то силуэт. Это был Гриша Трясучка. Кличку Трясучка он получил за свои эпилептические припадки и за постоянное дрожание всего тела. Сейчас он сидел на ящике с запрокинутой назад головой. На губах засохла пена, вниз по руке тянулся кирпично-чёрный след запёкшейся крови. Тут же валялся шприц.
- Что это с ним? – вполголоса спросил я.
- "Кинулся", баран! – равнодушно ответил Чирик.
- То бишь – "передоз", – пояснил Тоша.
Мы подошли к нему. Бедняга хрипло дышал. Зубы и кулаки были стиснуты судорогой. Но в мутных глазах ещё теплилась жизнь, сердце всё-таки перестукивало в груди…
- И что делать, - спросил я, - может, "скорую" вызвать?
- Тебе что, больше всех надо? Этот чёрт тут в одно жало "торчал" и о тебе не думал. Ты что, нянька ему? Оклемается!
- С нами не делился – вот и подавился! – усмехнулся Вентель.
- Точно, поэт хренов. – прокашлял Чирик, глубоко затягиваясь.
Действительно, уже через несколько минут я успокоился. Мы выбрали остатки раствора из трясучкиного варева, нашли старый шприц и по очереди "вмазались" им. После этого никто уже не думал о бывшем товарище. Мы сидели, курили и болтали. Мои ботики быстро высохли на горячей трубе. Час прошёл незаметно.
- Ну, пошли, что ли? – поднялся с трубы Тоша.
Как зомби мы поднялись и направились к выходу.
- А с этим хмырём что делать?
- Пусть отдыхает.
- Погоди-ка, погоди, - Тоша наклонился к Трясучке. Через несколько секунд повернулся к нам и произнёс осипшим голосом, - отмучился Гришаня…
Кап… кап… кап… слышалось равномерное звучание падающих капель из текущего крана, как будто одному ему было не безразлично то, что случилось с восемнадцатилетним парнем. Кран ронял горячие капли, как слёзы… Стояли молча. Гриша был старший из нас. Было не по себе, но недолго.
- Ладно, все там будем, - нарушил тишину Вентель, доставая сигарету.
- Где ТАМ?
- В аду!
Полумрак. Влажный потолок. Влажные стены. Трясучка сидел в том же положении, что и час назад. Только это был уже не тот Трясучка: от него остался один лишь отравленный, прокисленный футляр. Над его головой, в самом углу потолка, раскинулись рваная, мутно-серая паутина. Сытый паук, высосав внутренности у очередной мошки, угодившей в его сети, медленно отползал в укромное место.
- Прости, Гришаня, - сопел Чирик, обшаривая карманы и доставая от туда сигареты и какую-то мелочь, - тебе это больше не понадобится, а мне пригодится.
- Не тронь крест, ублюдок, - крикнул я, увидев, что тот хочет сорвать с мёртвого тела цепочку, - всё равно он медный – не продашь!
- Да я просто смотрю… Он раньше никогда эту штуку не носил… - оправдывался тот.
- Снимай с него куртку и пойдём.
Последние слова были произнесены мной не сознательно и немного удивили меня. Ещё два месяца назад я бы даже не подумал о таком. Раздеть товарища… мёртвого… А теперь… Я очень изменился. Я – шакал. Я – падальщик.
На пустыре за домом снег под ногами скрипел, как битое стекло. На его бриллиантовые отблески невозможно было смотреть, не щурясь. Грязные пятна наших силуэтов резко выделялись на фоне этой чистоты. Они казались чем-то чужеродным, чем-то лишним…
По дороге к сэконд-хенду мы шли мимо магазина. У самого входа в инвалидном кресле сидела сгорбленная, полупарализованная старуха со стаканчиком на коленях для милостыни. Один из наших быстро подошёл к ней, схватил этот стакан и, высыпав содержимое в свой карман, бросил его обратно и усмехнулся:
- Спасибо, чумная, что собрала, мы ещё зайдём!
Та ничего не ответила, но было видно, что её подслеповатые глаза полны слёз.
Ну ты герой, - ржали мы, - калеку обнёс, медвежатник долбанный!Калека не калека, а деньги-то ничем не отличаются, по
ним не скажешь, - пересчитывая мелочь, отвечал он и торжественно заключил, - тридцать шесть рублёв.
Что-то заставило меня оглянуться. Я посмотрел на больную и увидел то, что никак не ожидал увидеть после происшедшего: она перекрестилась, а потом… перекрестила нас.
Куртку в сэконде у нас взяли за три сотни, и мы, довольные выручкой, поспешили за "покупками". Тоша с Чириком пошли на хату к барыге, а я с Вентелем – в аптеку.
- Интересно, - спросил мой напарник, когда мы остались одни , - если я буду так же подыхать – мне тоже никто не поможет, так же разденут и оставят на корм крысам?
- А чем ты или я лучше? – усмехнулся я в ответ. Пару минут шли молча, глядя на противную жижу под ногами.
- Какие же мы сволочи! – выдохнул Вентель.
- Какие есть…
- Будь проклят тот день…
- Тот день уже давно каждым из нас проклят! Не ной! – перебил я.
- Давай хоть "ментов" вызовем, пусть они его увезут.
- Давай…
Чтобы не потерять память , её необходимо оцифровать. (с)
-
Активный участник
Часа через три-четыре из окон парадной соседнего дома мы все видели, как приехал "ментовоз" и "газелька" с тёмными окнами и чёрной полосой, как, матерясь, санитары залезают в подвал, как скрюченное, окоченелое тело парня, застрявшее в проёме, ногами выпихивают наружу и грузят в машину.
- Прощай, Гришаня. До скорого…
- Сплюнь, зараза!
Проводив мутным взглядом отъезжающую процессию, мы ещё минут двадцать курили молча.
- В нашем полку убыло, - попытался пошутить Тоша.
- А в чьём-то прибыло…
- Ладно тебе, не нагнетай, намекало хренов! Никакого ада и всякой нечести – там нет! – раздражённо ответил он мне.
- Ад начался уже здесь…
- Да пошёл ты в баню!
Стемнело. Шахматными клеточками засветились окна в озябших Питерских хрущёвках. Заступили на ежедневную вахту одноглазые наблюдатели фонари. Крупными хлопьями валил снег, танцуя и кружась в их жёлтом свете. Мороз подгонял продрогших людей, уставших от трудового дня, в свои тёплые уютные квартиры. Тоша и Вентель тоже ушли. Я остался с Чириком.
- А ты чего не идёшь домой? – спросил у него.
- Ты чё, прибалдел? – удивился тот, - мне мамкин хахаль головешку открутит сразу же, как только увидит!
- Это за вчерашний лопатник-то, что ли? Да там было-то всего сотни четыре с копейками!
- За лопатник и…за часы-ы… - протянул Чирик заманчиво.
- Каки-таки часы? – удивился я.
Он достал из кармана жёлтый увесистый браслет и покрутил им перед моим носом.
- Золотые!?
- Да.
- Ну ты, крендель! Что же ты, раздолбай, молчал? Ух, жлобина ты моя ненаглядная!…
- Отцепись, урод, задавишь! – брыкался он, вырываясь из моих объятий, - слишком много хавальников было, проглотили бы и не заметили!
- Ух, умник! Это, как его? – стратегёр!
- Стратег!
- Во-во, стратег! Ну, что? На Сенную?
- На Сенную!
На Сенной знакомый скупщик, не задавая лишних вопросов, оценил часы в две семьсот. В итоге, сговорившись на три, получили деньги и, довольные сделкой, поехали назад. Выйдя из метро, остановились у ларька, заказали по две шавермы и, разговаривая, пили пиво.
- … а ты видел, как они его грузили? Ногами… Уроды!
- Интересно, из какой собаки это гадость? – с напускным отвращением произнёс Чирик.
- Какая гадость? Ты о чём? – не понял я.
Он кивнул на вертел с обугленным по краям и тошнотного цвета мясом.
- Тьфу ты, мудак, - с досадой сплюнул я, - ему о жизни толкуешь, а он – о собаках! Лично мне – по барабану, из какой! Я не жрал два дня! Давай скорей! – крикнул я суетившемуся за стеклом туземцу.
Примерно через час, забравшись на чердак многоэтажного дома, мы вкрутили в пустой патрон спрятанную лампочку и, усевшись на деревянные ящики, притащенные с помойки, разложили свои покупки: пиво, сигареты, пирожки, чипсы и дистиллированная вода – редко используемая роскошь – для инъекций. Ещё несколько минут – и наши зрачки снова приняли неестественно мизерный размер.
- Холодновато что-то, - ёжился Чирик, влезая в свитер.
- Ну так не май месяц, - лениво процедил я.
- Завтра Новый Год.
- Послезавтра. Хватит чесаться! Р-раздражаешь!
Он отхлебнул из бутылки и долго рассматривал этикетку. Время неспешно плыло, как ленивое масленое пятно по грязной, заросшей канаве. Потом вдруг спросил:
- Ты же меня не оставишь, если что?
Я поднял тяжёлые веки и взглянул на него:
- Что, "если что"?
- Ну, если меня… "дознёт".
- Да ну, ты чё, братка? Конечно нет! – ответил я, помня, что у него ещё оставались деньги.
- Братка… - протянул он и, откинувшись на бетонную стену, вытянул ноги и засопел.
Холодно. Я встал. Походил. Доел пирожок и чипсы. Чирик спит. Подхожу к нему. Тормошу – спит. Его куртка лежит рядом. Проверяю карманы. Достаю деньги – штука триста. Ищу дальше. Комочек под подкладкой. Разрываю – есть! Достаю маленький блестящий свёрточек с порошком. Кладу к себе. Беру с ящика сигареты и всё необходимое… Не оглядываясь ухожу.
Ночь. Мороз. С высокого чёрного неба беззвучно взирает на свои владения холодный, безжизненный глаз полной луны. Он чётко отслеживает всё, что творится в его мрачном ведомстве. Сегодня его ночь. Невозмутимо рассеивает свой ледяной свет над притихшим городом. Темно… Одиноко… Страшно…
Два часа. Прохожу мимо своего дома. В окне, сквозь щель между шторами, виден мягкий свет от ночника. Наверно, мама не спит… Мелькнула родная тень. Захожу в парадную. Стою около двери: смотрю на звонок. Нет! Отворачиваюсь, спускаюсь вниз. Залезаю в подвал. Когда-то, ещё совсем детьми, мы, тайком от родителей, играли здесь в пиратов подземелья. До сих пор сохранился каркас от глубокого кресла и ржавая бочка, служившая нам тогда столом, - всё, что и нужно мне сейчас. Сажусь. Курю. Смотрю на принесённые с собой принадлежности. Закопчённые до неузнаваемости кружка и ложки, уксус, марганцовка и всё остальное уже послушно лежит, ожидая дальнейших моих действий.
- Ты – наркоман… - прошипел вдруг голос в моей груди. Я не удивился ему. Я это уже давно знал.
- Согласен. – подумал в ответ.
- Ты счастлив? – продолжал голос.
- Да уж, "самый счастливый"!
- Доволен днём?
- В целом, не так уж и плохо, если не считать кое-каких мелочей. Бывало и хуже…
Через некоторое время голос снова напомнил о себе:
- Как самочувствие?
- Пока сносно.
- А через час… через два?..
Я разжал ладонь и посмотрел на блестящий, чуть меньше перепелиного яйца, комочек в фольге – на хороших пять-шесть доз хватит.
- А когда кончатся, что тогда? – съязвил голос.
- Всё сначала…
- Боль, страх, предательство и так далее... Кошмар!
- Да. Но теперь говорить поздно… Ты тогда, полтора года назад, обманул меня! Ты не сказал, что будет так! Ты говорил: попробуй, ничего страшного в этом нет, будет приятно, будешь крутым, тебя будут уважать, станешь Человеком! Ты говорил, что я сильный, что смогу остановиться, когда захочу.
-
- Я всем это говорю… - злорадно прошипел голос.
- … ну и что в итоге, - уже вслух продолжил я, раздраженный этой насмешкой, - в итоге – не смог остановиться; и это оказалось страшно, очень страшно! Я не стал крутым, наоборот, все мои бывшие – нормальные – друзья, одноклассники презирают меня и даже, проходя мимо, не подают мне руки, не смотрят на меня, потому что у многих из них я что-нибудь украл, обманул, предал. Для них я – изгой. Моя девушка меня бросила и не хочет больше знать! Ты говорил, что всегда будет только приятно! Но что теперь? Теперь же только приходится каждые четыре часа снимать жжение, которое вскоре перерастает в дикую, нестерпимую боль во всём теле, если не успею "поправиться". И ради этой "поправки" я готов идти на любую низость, на любую подлость – абсолютно на всё! На всё! Я стал подонком, человеческого во мне не осталось ничего! Потому что нет сил терпеть боль… Это замкнутый круг, из которого выхода нет! Будь ты проклят!
- Да я то уже давным-давно проклят и вами, и вашими родителями, и ещё кое-Кем повыше… - гнусавил голос, - но ты прав – у тебя нет выхода. Ты оказался сопляком, впрочем, как и все вы, наивные, строящие из себя героев, оболтусы. И, кстати, твой бывший товарищ, умерший сегодня днём, у которого ты ещё вдобавок тайком от всех вытащил ключи от квартиры, чтобы потом с кем-нибудь "обнести" и её, оказался умнее вас всех и понял, что у него самого своих сил не хватит… Но поздновато… Я его наказал. А ты, олух, будешь жить, то есть существовать, будешь мучаться сам и мучить других ещё. Ха-ха-ха…
-
Активный участник
Голос затих. Я по-прежнему находился в подвале. В углу зашуршала и шмыгнула в щель большая, как кошка, подвальная крыса.
- Э, нет, хватит! Хватит! Хватит! Я не дам больше издеваться над собой, хватит – намучался! – с отчаянной решимостью шептал я, высыпая весь порошок на дно кружки и заливая его водой, - сейчас всё это кончится! Сейчас я разорву этот проклятый круг!
Выцедив весь кипящий раствор в большой десятикубовый шприц, неумело перекрестился и закатал рукав. Сквозь гнойные болячки на руках я никак не мог найти вены. Одна единственная, оставшаяся у самой кисти, спряталась, как бы пытаясь помешать мне. Ещё попытка… ещё… ещё… Есть "контроль"! Послушно подчиняясь нажатию пальца, поршень шприца начал медленно выдавливать мутную, ядовитую кислоту в мой измученный организм. Кровь подхватила и понесла по своим трубам-каналам смертельную дозу наркотика к сердцу… к мозгу, сжигая и без того изъеденную ткань кровеносных сосудов. Кожа головы с силой стянула череп, металлическим звуком заскрежетали зубы, грудную клетку сжало, как тисками, каждую клеточку моих внутренностей пронзила жгучая боль. Тело, скованное судорогой, приняло неестественную, нечеловеческую позу… В глазах потемнело…
- Попался…Попался… - победно прошипел голос.
Мрак… Провал…
Отрываю глаза. Где я? На меня в упор смотрит грязный закопчённый потолок. Тусклый холодный свет лампочки освещает подвальную камору. Пить… Гортань полыхает нестерпимым огнём… Сижу на прежнем месте – в кресле. Сколько времени я здесь? В глазах всё плывет… Пытаюсь встать. Что такое? Ещё раз. Не понимаю, что такое ?! Руки висят как плети, ноги ватные – я неподвижен! Я парализован! Леденящий ужас охватил меня. Пытаюсь кричать – язык прилип к нёбу и не подаёт никаких признаков жизни! Из горла раздаётся лишь глухой сдавленный хрип. Тяжело дышать.
- Господи! Господи! Что со мной? Почему так!? – одна за одной проносились мысли, - неужели это в самом деле происходит!? Происходит – со мной!? Господи!?
- У-ти, надо же, вспомнил! – гнусавил прежний голос, - Он тебя не слышит, ты Ему не нужен! Прокляни! Отрекись от Него и я помогу тебе!
- Отрекаюсь от тебя! От тебя – сатана! Будь ты проклят – лжец! Уйди! Прости меня, Господи, помоги ТЫ!
- Ах, вот как! Что ж, ты пожалеешь…
По трубе промелькнула тень… Через мгновение ещё одна… и ещё… Внезапно страшная мысль пронзительным скрипом резанула моё сознание… Я понял, что голос имел ввиду, когда прошипел: "пожалеешь". Крысы… Подвальные крысы. И это уже не те молчаливые соседи – это полновластные хозяева подвалов. Санитары… Я чувствовал, как горячая моча щекотала мои ноги, стекая в ботинки. От этого стало ещё страшней: чувствительность осталась прежней… Какой же я безумец! Думал легко отделаться, покончив с жизнью. Не тут-то было… Наивный!
- Я хочу жить! Жить! Жить – по-человечески! Как же я оказался здесь? Почему? Я не хочу быть съеденным заживо в собственном подвале, под своей квартирой! Не хочу! – мысленно вопил я, - мамочка, папочка, вытащите меня отсюда, пожалуйста!..
На улице слышались раскатистые взрывы салютов и фейерверков, радостные голоса и веселый смех… Народ встречал новый двухтысячный год...
Полумрак. Влажный потолок. Влажные стены. Над моей головой, в самом углу потолка, раскинулись рваная, мутно-серая паутина. Вижу, как бьётся, как пытается вырваться из неё обессилившая мошка, попавшая в сеть, и как медленно подползает к ней, предвкушая радость легкой добычи, ненасытный паук.
Кап… кап… кап… слышится равномерное звучание падающих капель из текущего крана. Кран роняет горячие капли, как слёзы…
Кап… кап… кап…
От автора.
Больше половины моих прежних товарищей уже нет в этом мире. Очень надеюсь, что этот рассказ поможет кому-нибудь не совершить той же роковой ошибки, совершенной мной и такими же, как я.
С того дня, как меня полуживого вытащили из подвала, прошло уже больше десяти лет. За эти годы я прошел множество врачей и больниц. Речь и подвижность лишь частично удалось восстановить. Но благодаря моим родителям я остался ЖИТЬ. За это время мной многое переосмыслилось. Об очень многом сожалею и раскаиваюсь в своих поступках. Это были годы борьбы: поражений и маленьких побед, отчаяния и твердой уверенности, что всё будет хорошо. Мой путь к вере. К Богу.
Я смог! Я вырвался из плена
И паутину разорвал.
Мне не дала погибнуть вера:
Я с ней с колен на ноги встал.
Из темноты я рвался к свету,
Из грязной лужи к чистоте.
Узнал, как трудно человеку
Быть одному в своей беде.
Напрасно, слышите, напрасно
Меня пыталась жизнь сломать –
Всем вопреки кусочек счастья
Сумел себе я отыскать.
За радость каждого мгновенья
Сражался часто до крови
И получил благословенье
И место в сердце для любви.
И хоть сегодня много фальши,
Соблазнов и притворных слов,
Теперь я знаю, как жить дальше:
Пускай я грешный, но Христов.
И пусть пророчат мне ненастье,
Пускай смеются надо мной…
Решать, как жить, как строить счастье,
Оставлю право за СОБОЙ!
-
Активный участник
Чтобы не потерять память , её необходимо оцифровать. (с)
-
Активный участник
Чтобы не потерять память , её необходимо оцифровать. (с)
-
Не думаю, что получится заставить прочитать это ребёнка, а сама с трудом осилила.
-
Я дальше первого стиха не продвинулась
-
Мне кажется к счастью тема наркоманов уже не так актуальна в наше время, сейчас в моду входит быть здоровым и спортивным, наркотики уже прошлый забытый век.
-
Ветеран
Какое счастливое заблуждение, как бы хотелось в это верить.
Ваши права в разделе
- Вы не можете создавать новые темы
- Вы не можете отвечать в темах
- Вы не можете прикреплять вложения
- Вы не можете редактировать свои сообщения
-
Правила форума
|
|
|
Закладки