Скрытый текст: Там, где в детском саду прячут детей, пока рядом убивают человека
В стокгольмском районе Эстбергахёйден, в трех километрах от Глобена (спортивная арена в Стокгольме — прим. перев.), демократия — под угрозой. Здесь криминальная сеть заставляет молчать местных жителей и представителей муниципальных властей. Даниэлю с семьей пришлось бежать из квартиры своей мечты.
Вот свидетельства того, какой стала жизнь, когда параллельное общество оккупировало один из районов Стокгольма:
— Даниэль собирался забрать своих детей домой, когда услышал автоматные выстрелы;
— Мария сидела в кладовке для игрушек и прятала 25 детей;
— без Даниэля, Марии и нескольких других людей, который рассказали о том, как живется в обществе, где правят криминальные силы, этот репортаж был бы невозможен.
За несколько минут до убийства воспитатели детского сада начали неторопливо собирать детей возрастом от одного до пяти лет, которые гуляли во дворе.
Это был вторник, почти три часа дня, — время, когда родители начинают приходить за своими детьми.
Светило солнце, и хотя лето не было особенно теплым, сейчас, когда градусник показывал больше 20 градусов, жаловаться было не на что.
В нескольких метрах оттуда из «Тойоты Приус» вылез мужчина. В руке у него было автомат АК-47. Вскоре звуки первых выстрелов эхом отразились от бетонных стен гаража поблизости.
Воспитатели инстинктивно бросились к играющим детям, подняли их на руки и помчались искать укрытия в подсобном помещении, где хранятся игрушки, — небольшом сарайчике размером три на три метра.
Сидя в темноте, пятеро воспитателей и 25 маленьких детей слышали хлопки выстрелов. Они еще не знали, что скоро один человек расстанется с жизнью, а другой будет ранен.
Включили фонарики на мобильных телефонах
Кто-то думал о терактах, которые в последние годы происходят по всей Европе. В памяти все еще была свежа атака на Дроттнинггатан четырьмя месяцами ранее.
Женщины вытащили свои мобильники, включили фонарики и загнали поглубже собственный страх, чтобы не пугать детей, которые и так уже были сбиты с толку необходимостью тесниться в темном сарае.
Снаружи убийца, который даже не надел маску, дал отдых спусковому крючку, видя, что его жертва испускает дух. В воздухе явно чувствовался привкус железа.
Вокруг повсюду лежали люди, которые бросились на землю. Кто-то увидел, как убийца улыбнулся, прежде чем развернуться и пойти обратно к машине.
И не спеша уехал с места событий.
Атака на весь район
В тот день, 15 августа 2017 года, 21-летний мужчина лишился жизни.
Эти трагические события можно добавить в растущий список с именами молодых представителей криминального мира, в последние годы застреленных в ходе конфликтов между группировок.
Но у насилия есть и другой аспект.
То, как проходила атака — среди белого дня, совсем рядом с детским садом, — свидетельствовало, что это была атака на весь район целиком.
Поэтому я решил выяснить, что же на самом деле происходит в Эстеберге.
Со стороны муниципалитета я получил информацию о работе, проводимой в районе. Искусственные газоны, спортзал на свежем воздухе, возможно, здание для общественных мероприятий, бордюры, которые нужно сделать ниже. Но в то же время я столкнулся с необычайно сильным нежеланием разговаривать. На мои электронные письма не отвечали вовсе либо отвечали, что начальство запретило им говорить, что было неправдой.
Через короткое время я понял, почему.
После убийства было полно полицейских
После расстрела, когда убийца покинул район, Эстербергахёйден просто кишел полицейскими. На игровой площадке детского сада хотел сесть вертолет, но когда пилот увидел, что в сарайчике для игрушек в двух метрах от его машины находятся дети, он вновь поднялся в воздух.
Пок меньшей мере с десяток полицейских машин стояли припаркованные вплотную друг к другу вдоль дороги.
Воспитанников детского сада вывели цепочкой по двое из помещения для хранения игрушек и провели в здание детского сада.
Было ощущение, что там собрались вообще все полицейские Стокгольма. Но в четверг после обеда людей в форме внезапно как ветром сдуло. Ни одного полицейского под серым небом, насколько хватает глаз.
Вместо них на месте происшествия собрались около 20 мужчин в черных пиджаках и темных начищенных ботинках отличного качества. Это были широкоплечие мужчины с татуированными шеями над белыми воротниками.
Чуть поодаль стояли сосредоточенные молодые люди, лет пятнадцати и старше, и, судя по внешнему виду, с самым разнообразным прошлым.
Некоторые из них пинали калитку детского сада, возможно, пытаясь таким образом дать выход своему разочарованию и боли. Персонал детского сада почувствовал, что необходимо присутствие полицейских. Некоторые родители не осмеливались подойти и забрать своих детей.
Никто не войдет внутрь без ведома группировки
Как будто по сигналу молодые люди выступили и образовали защитный барьер вокруг внутреннего круга — Эстбергской группировки.
Никто не входит в Эстбергу без ведома группировки.
Во-первых, потому, что район очень маленький. Фактически сюда ведет только одна дорога. Во-вторых, мальчишки-шестерки за всем следят. Полиция видела подростков с рациями, которые стояли и наблюдали за происходящим.
В криминальную организацию входят около двадцати мужчин, которые в основном живут в разных районах Стокгольма. На самом верху пирамиды власти находится семья с четырьмя сыновьями, из которых за последние четыре года двое были убиты, а один сел в тюрьму.
Ключевые члены группировки осуждены в том числе за пособничество убийству, покушение на убийство, грубое нарушение закона об оружии, насилие в отношении должностных лиц, попытки поджога с целью убийства, грабеж, грубое нарушение закона о наркотиках, угрозы и сопротивление сотрудникам правоохранительных органов.
Среди прочего, они подозреваются в том, что в конце апреля вместе с криминальной группировкой «Львы» (Lejonen) похитили двух человек, заперли их в одном из подвалов в Эстберге и подвергали пыткам, а также неоднократным симуляциям казни.
Жертвами были два бывших члена Эстбергской группировки, из которых выбивали большие суммы денег. Несмотря на то, что полиция позднее задержала за это преступление 11 человек, никого не осудили, так как конфликт был решен ими между собой, и дело пришлось закрыть.
Убийства и перестрелки последних лет внутри и вокруг района Эстберга, как подозревает полиция, имеют отношение к идущей между войне между местными и так называемой Бредэнгской группировкой.
Начало насилию, вероятно, положил конфликт в области торговли наркотиками, который начался из-за одной из сделок.
Только в Эстберге и прилегающих районах с 2013 года было совершено три убийства и множество покушений на убийство.
Тайно вывели с места инцидента
Когда я в первый раз приехал в Эстбергу, мой визит закончился тем, что персонал одной муниципальной организации тайно вывел меня оттуда.
Не ради меня, а из беспокойства за безопасность своих семей.
Собственно говоря, меня интересуют не преступники. Так называемые группировки подобного типа существуют и в других местах: в Стокгольме и в остальных частях страны. Я хочу узнать, как их присутствие отражается на местных жителях.
В темный осенний вечер, когда дождь хлещет по асфальту, я захожу в тепло.
Сотрудники, которые меня встречают, — это авторитетные люди, живущие или работающие в этом районе достаточно долгое время, им доверяют и к их словам многие прислушиваются. С такими людьми я обычно встречаюсь в первую очередь. Они знают, о чем говорят, им нравится их район и у них хорошие связи.
Меня отводят в сторонку, приглашая в комнату, где никто другой не может нас видеть или слышать. По их словам, они не осмеливаются рассказывать что-то официально из страха, что властвующая в районе криминальная группировка нападет на их семьи.
Поговорив немного, мы возвращаемся обратно в общее помещение. И там уже появились несколько мужчин из Эстбергской группировки. Они пришли, чтобы следить за мной.
Мы с собеседниками садимся за игру и некоторое время притворяемся, что нам весело.
«Видите? Видите, как быстро они пришли сюда? Понимаете теперь, почему я попросил вас не говорить, что вы журналист?»
Когда я решаю покинуть эту муниципальную организацию, ее сотрудникам приходит идея, что мы можем притвориться друзьями.
На пути к выходу они пожимают мне руку и похлопывают по спине.
«Передавай привет семье, дружище».
продолжение далее
Швеция Стокгольм миграция
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Наутро после убийства воспитатель детского сада Мария достает ведро и швабру и оттирает кровь с земли у детского сада.
Если бы убийство случилось в другом районе Стокгольма, а не в Эстберге, коммуна бы уже позаботилась о том, чтобы убрать кровь и не заставлять детей ходить мимо нее. Она в этом уверена.
Несколько недель подряд свечи и цветы стоят прямо у детского сада. Дети каждый день видят взрослых, которые плачут и кричат от горя у калитки. Кажется, что это никогда не закончится.
Маленькие дети задают вопросы. Почему плачет тетенька? Воспитатели очень стараются отвечать конкретно, но не говорить больше того, о чем дети их спросили.
Когда детский сад, наконец, просит муниципальную жилищную компанию «Шведские дома» убрать траурные украшения, компания отказывается из страха перед тем, что может тогда произойти.
В первый год, когда Мария начала работать в Эстберге, в районе сгорело 60 автомобилей. Она знала, что это так называемый беспокойный район, но долгое время думала, что, возможно, детского сада это не коснется.
«Мы, воспитатели, — что-то вроде шприца с вакциной, гарант того, что наши дети не пойдут по той же дорожке, что другие. Пусть это параллельное общество занимается этой дрянью там у себя, а к моим детям не лезет, пусть оставит их в покое».
Воспитательница работала в других социально уязвимых районах, гораздо более известных, чем Эстберга. Там она подавала больше, чем здесь, тревожных заявлений о детях, у которых что-то не в порядке. Но там она видела более сильное общество.
«Взрослые вели себя на улицах по-другому. Они выходили и говорили барыгам, чтобы те убирались. В Эстберге с ними не связываются».
Ее теория состоит в том, что в части районов, известных как проблемные, все-таки часто существуют сильные объединения и группы. Например, сообщества мигрантов, которые живут в районе вот уже несколько поколений.
В стокгольмском районе Эстберга, где реализовали классическую программу по строительству дешевого жилья, была богатая общественная жизнь, и социум был очень сплочен вплоть до 1990-х годов. Затем большая часть арендного жилья превратилась в частное. Несколько жилищно-строительных объединений позднее обвинялись в том, что они обманным путем запустили это реформирование, что превратило Эстбергу в символ дебатов о приватизации на пользу обществу.
Некоторые здания были поделены между четырьмя жилищно-строительными компаниями. Прачечная могла находиться на территории одной организации, которая брала немаленькую плату за то, чтобы члены других объединений могли стирать.
Крепкая сплоченность ослабевала все сильнее. Сегодня в Эстберге едва ли вообще остались места для общественных мероприятий.
Группировка атаковала здание скорой помощи
Несколько часов спустя после убийства 15 августа, когда 21-летний молодой человек официально еще не был объявлен мертвым, а у его друга были огнестрельные раны, часть группировки атаковала приемное отделение скорой помощи при Каролинской университетской больнице, куда привезли раненых. Подравшись с полицией, они проникли в комнату ожидания, так что руководство скорой было вынуждено эвакуировать и запереть персонал.
Однажды ранней осенью белый грузовичок остановился посреди дороги в части района под названием Эстербергахёйден. Два мальчика с пакетами в руках выбежали к нему из кустов на обочине. Здесь часто можно увидеть таких «шестерок», некоторым всего по 10 лет: они перевозят наркотики — один из источников дохода криминальной группировки.
Мужчину, которого застрелили возле детского сада, подозревали в организации торговли кокаином. Другой член банды занимается продажей травки и гашиша, а третий руководит сбытом алкоголя. Год назад один из районных детских садов обнаружил, что сарай, в котором хранились санки, захвачен членами группировки. Они набили его контрабандным алкоголем и поменяли замок. Тогда полиция поняла, где все эти пьяные несовершеннолетние покупали себе алкоголь.
«Бюллербю» всего в километре
У теплого молодежного клуба, где подростки лопают попкорн и играют в бильярд, для патруля улиц собрались четыре родителя.
На часах скоро девяти вечера. Патрульные заглядывают в папку, чтобы уточнить, по каким маршрутом они должны ходить до полуночи, когда клуб закроется и молодежь станет расходиться по домам.
Мы находимся всего в каком-то километре от Эстберги, в состоятельном соседнем районе Эрбю.
В Эстберге никакие патрульные вообще не ходят. В Эрбю же, напротив, так много добровольцев, что каждому родителю смена выпадает не чаще раза в месяц, — да что там, даже раза в два месяца.
Дождь прекращается, и мы начинаем прогуливаться вдоль хорошо освещенных рядов частных домов. «Бюллербю», как шутит один из родителей, системный разработчик по профессии.
Ночные патрульные идут мимо школ и общественных мест, где собирается молодежь. Часть из этих районов не относятся к Эрбю, но Эстберга в их число не входит.
Когда половина маршрута пройдена, они заходят в бургерную выпить чашку кофе. Их дети учатся в первом классе, им по семь лет, но родители считают, что хорошо бы им показать уже сейчас, что они делают обход улиц и следят за ситуацией.
Через некоторое время они достают бланк отчета по событиям, который нужно заполнить. Когда бланк оказывается прямо под лампой, видны отпечатавшиеся на бумаге следы предыдущей записи: «Ничего особенного».
Район Эстберга расположен в трех километрах от Глобена. Всего в нескольких метрах от Эстбергской улицы гольфисты со всего Стокгольма собираются на тренировки в гольф-клубе «Орста».
И все равно отдельные места настолько изолированы, что будто бы обезлюдели. Несмотря на то, что об отчуждении района известно, отменили несколько автобусных маршрутов, и чтобы добраться отсюда до центра на общественном транспорте, теперь нужно потратить столько же времени, сколько требуется, чтобы доехать от конечных станций метро или электрички.
Эстберга — это классический рабочий район с населением менее 5,8 тысяч человек, построенный в годы реализации «Миллионной программы» (шведский проект быстрого строительства большого количества жилья, призванный решить проблему его нехватки, что-то вроде «шведских хрущевок», хотя лучшего качества — прим. перев.) совсем рядом с богатыми районами Эрбю и Лисеберг, где виллы продаются более чем за 10 миллионов крон.
Этот район можно разделить на две части. Старая Эстберга, построенная в 1959 году, и Эстбергахёйден, которая возникла десятью годами позднее.
Первым жителям района роскошью казались собственная ванная и горячая вода. Но уже 4 декабря 1969 года читательница, подписавшаяся как «Усталая домохозяйка из Эстбергахёйден», написала в газету Expressen такое письмо: «Эстебергахёйден, что к югу от Стокгольма, может стать прекрасным жилым районом, но сейчас он — словно заброшенная изолированная крепость, из которой нет даже пешеходных дорожек в соседние районы».
Почти 50 лет спустя район страдает от той же проблемы.
«Богом забытый район», — говорит женщина, которая живет и работает тут уже 30 лет.
Центр Эстбергахёйден словно вымер. Такая пустынность облегчает криминальным элементам задачу по захвату территории, о которой общество, похоже, забыло.
Фитнес-тренировки Boxercise, которые проводятся раз в неделю и привлекают людей из других частей города, — одно из немногих сохранившихся мероприятий в этом районе.
В ходе гражданского диалога жители недавно назвали Эстбергу «нездоровым районом, созависимым, где приходится интегрироваться с теми, кто ведет преступную деятельность».
окончание далее
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Даниэль никогда и мечтать не смел о том, чтобы стать владельцем квартиры в центре Стокгольма. А вид на парк Орстафэлтет, Глобен и поле футбольных клубов «Хаммарбю» и «Юргорден» — это вообще оказалось чистым бонусом.
Эстберга была своего рода мечтой, которую он, сын простого служащего, не смел даже озвучивать и которая вдруг стала реальностью.
Первые недели прошли именно с таким ощущением.
«Соседи и все, кого я встречал в этом районе, были очень приятными и дружелюбно здоровались. Жена и трое наших детей тоже быстро освоились», — рассказывает он.
Но постепенно все изменилось, шаг за шагом, один тревожный сигнал за другим.
Сначала на подземной парковке к нему подошла группа мужчин, которые спросили, не отдаст ли он им свое место.
«Сначала я подумал, что они шутят. С чего бы мне это делать? В Эстберге — плохая транспортная доступность, поэтому у большинства жителей района свои автомобили, и парковочных мест не хватает. Мне нужна была машина, чтобы добираться до работы», — говорит он.
Мужчины настаивали. Ну же, отдай нам место, сказали они.
Следующим тревожным сигналом было, когда они обратились к его жене.
На этот раз они хотели поменяться квартирами. Они не были агрессивными, нельзя даже сказать, что грубыми. Но они не сдавались. Можно было даже подумать, что они не понимают, что им говорят, или просто твердо решили выклянчить себе квартиру, не принимая никаких отказов.
Три недели спустя после того, как Даниэль въехал в Эстбергу, его машина сгорела.
Тогда он не связал этот инцидент с тем, что происходило раньше. Он знал, что в этом районе периодически горят машины.
Еще несколько дней спустя он осознал всю серьезность ситуации.
«Это случилось после споров о горящих автомобилях, которая завязалась на площади, я тогда защищал работу полицейских. Очевидно, один из тех людей, кто был со мной не согласен, состоял в родстве с этой группировкой. У нас всего лишь были разные взгляды на предмет, но потом я получил сообщение о том, что должен остерегаться и думать, с кем разговариваю», — рассказал Даниэль.
«Такое ощущение, что я — в телесериале»
В тот раз ему об этом сообщил кто-то из родственников криминальной семьи. Но сейчас и другие жители района говорят ему, что ни в коем случае нельзя провоцировать группировку.
«Я понял, что это настоящий беспредел. Когда моя жена ходила за детьми, она видела, как один мужчина вытащил пистолет во время ссоры с другим. Было ощущение, что мы попали в телесериал «Нарко» («Narcos»).
Однажды вечером, когда Даниэль парковал машину после работы, к нему подошли несколько мужчин из группировки. Они спросили, зачем он тратит время на работу с такой маленькой зарплатой, и предложили помогать им с незаконным ввозом наркотиков в страну.
«Мне было трудно не огрызнуться. Я просто-напросто было разъярен. Случилась ссора».
Скоро ситуация стала невыносимой.
После того, как семейству несколько раз серьезно угрожали (как именно, я рассказать не могу, так как есть риск нарушить анонимность семьи), они получили помощь полиции.
Оказалось, что многие жители Эстберги переехали из-за угроз и издевательств со стороны группировки.
«Мы были вынуждены собрать вещи и бежать в квартиру по секретному адресу. Старшие дети пропустили год в школе из-за этого».
«О некоторых вещах люди не говорят из страха за свою жизнь»
Большинство посторонних людей, которые приезжают в Эстбергу, не ощущают угрожающей атмосферы, скорее уж у них возникает чувство, что в этом районе вообще ничего не происходит.
Нельзя сказать, что это ощущение ошибочно.
Небезопасность района Эстберга проявляется не в том, что жители не могут выйти на прогулку с собакой, не в том, что люди не могут находиться на улицах.
Опросы по поводу безопасности, конечно, показывают, что жители Эстберги чувствуют себя в среднем менее уверенно, чем жители соседних районов или города в целом. Явка на выборы тут низкая, равно как и уровень доверия к районной администрации.
«Но люди не рассуждают повсюду, что они в Эстберге не чувствуют себя в безопасности, — говорит воспитательница Мария, — Только если копнуть поглубже и посмотреть, что люди делают, чтобы обеспечить себе безопасность, тогда понимаешь, что они предпринимают такие меры, которые увидишь не везде в Швеции. Например, не говорят на некоторые темы из страха за свою жизнь или не ходят в определенные места, когда видят, что там стоит кто-то из членов группировки».
Мария точно знает, каково это, когда в дверь стучится параллельное общество. Это может касаться мелочей, расположения в пространстве, например, того, кому уступать дорогу на тротуаре. Или предостережения: например, кто-то садится вам на капот, если вы с кем-то не тем поговорили. Могут быть и прямые указания, где делать покупки.
В центре сейчас несколько помещений стоят совершенно пустые. Большому продуктовому магазину пришлось закрыться, после того как группировка решила, что его там быть не должно. Теперь у жителей района нет продуктового магазина, а лишь маленький киоск, торгующий самым необходимым.
Мария смотрит из окна детского сада и вспоминает, что произошло в тот вторник в августе. Если бы убитый успел выстрелить в ответ, пуля полетела бы в направлении ее играющих воспитанников.
«Каждый раз, когда упоминают об этом районе, кто-нибудь говорит „да, но там происходит так много хорошего". Ну да, все это прекрасно. Но сейчас тут столкнулись два общества. Мы не можем просто отмахнуться от этого, заявив, как у нас все чудесно, потому что мы раз в неделю играем в настольный теннис».
«Чувства сильные»
Собрав ряд свидетельств в Эстберге, одним серым и ветреным утром я отправился в мэрию Стокгольма.
Меня приняла Карин Ваннгорд (Karin Wanngård), финансовый советник и председатель муниципального совета Стокгольмской коммуны.
Я продемонстрировал ей рассказ воспитателя Марии о ситуации в Эстберге.
После этого я спросил, что она скажет.
«Чувства, конечно, сильные. Этот страх и небезопасность просто ужасны. А я ведь выступаю за такое общество, в котором никому в Швеции не нужно бояться или чувствовать себя неуверенно. Многое делает город, и многое делает полиция, но, очевидно, этого недостаточно».
Expressen: Что вы чувствовали, когда все это видели?
Карин Ваннгорд: Чувство такое, что мы должны договориться, какое общество нам строить. Какое общество мы хотим получить? Политика может сделать многое, но не все. Общество формируют люди. Я надеюсь, что мы, представители городских властей, сможем организовать тех, кто живет в Эстберге.
Воспитатели пели, чтобы успокоить детей
Вернемся к тем минутам, когда Мария с коллегами прятали 25 детей в сарае для игрушек. Снаружи доносились звуки выстрелов АК-47. А из сарайчика детского сада слышалась детская песенка: «Маленькая лодочка».
Дрожащими голосами воспитатели задавали тон. Они знали, что это успокоит детей.
Дети быстро начали подпевать:
«Они шепчут о сокровище, что есть на дне морском.
Кому же оно досталось?
Да мне, когда я нашел тебя. Ведь сокровище — это ты».
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Скрытый текст: Премьер-министр Стефан Лёвен признал, что с некоторыми разновидностями насилия в Швеции дела обстоят хуже, чем в других странах. По его мнению, причина в том, что общество оказалось не готово к резкому росту преступности. В том числе возникли сложности с интеграцией мигрантов, добавил премьер-министр.
Лёвен: «Мы не готовились к такому насилию» (Svenska Dagbladet, Швеция)
Премьер-министр Стефан Лёвен признает, что с некоторыми разновидностями насилия в Швеции дела обстоят хуже, чем в других странах.
«Мы были недостаточно готовы», — говорит он.
После интервью о бандитских разборках в передаче SVT Agenda ведущие журналисты и политические комментаторы разнесли Лёвена в пух и прах. Они считают, что премьер-министр отвечал слишком размыто.
В связи с визитом в полицию Гётеборга Лёвен решил объясниться.
«Преступность, связанная с насилием, развилась у нас из-за сегрегации, безработицы, проблем с образованием и спроса на наркотики, — говорит Лёвен. — Швеция слишком плохо справляется с интеграцией».
Критики Лёвена после его интервью на SVT считают, что он слишком явно избегал вопросов о связи преступности с масштабной многолетней миграцией в страну.
Лёвен решил объясниться и в Фейсбуке. Он пишет, что «возникли сложности с интеграцией множества мигрантов, прибывших за короткий срок».
Однако он подчеркивает, что преступность никак не связана с этнической принадлежностью и цветом кожи.
«Станет или не станет человек преступником, определяется социально-экономическими факторами», — поясняет он.
Петер Валльберг: Если бы миграция у нас была на уровне Дании или Норвегии, было бы то же самое?
Стефан Лёвен: Если бы мы справились с интеграцией, все было бы иначе.
В Фейсбуке премьер-министр также пишет, что «с взрывами и другими разновидностями насилия дела у нас обстоят хуже, чем в других странах».
По словам Лёвена, объясняется это в том числе тем, что шведская полиция была плохо готова к такому развитию событий.
«Долгое время мы в Швеции не подозревали, что насилие этого типа может прийти и к нам, — говорит премьер-министр. — Поэтому когда такого рода преступность начала нарастать, мы оказались недостаточно хорошо готовы».
Лёвен возлагает «общую политическую вину» за эту ситуацию на все правительства. В то же время он заверяет, что его правительство «с самого первого дня» работало над тем, чтобы сделать общество безопаснее.
— Мы, шведы, оказались наивны?
— Не уверен, что здесь подходит именно это слово. Просто насилие этого типа в последнее время очень усугубилось. А в нашем обществе раньше было другое насилие. Сейчас преступники стреляют людям прямо в голову или закладывают четыре килограмма взрывчатки под машину. С этим надо бороться другими способами, и мы это сделаем.
В среду Лёвен посетит Мальмё, чтобы встретиться с сотрудниками органов по предотвращению преступлений, в том числе с полицией. Чтобы ликвидировать местные банды, полиции Мальмё приходится привлекать ресурсы всей страны.
По словам Лёвена, важно, чтобы полиция выиграла эту войну, причем не только для жителей Мальмё, но и для всей Швеции.
«Все общество должно быть уверено в том, что мы можем с этим справиться», — говорит Лёвен.
Полиция сообщила, что рассчитывает на значительные результаты в течение полугода. Лёвен пообещал рассмотреть все требования полиции, в том числе касающиеся дополнительных денег за сверхурочную работу.
«Мы очень и очень внимательно следим за развитием событий, и неважно, с чем нам придется столкнуться, мы сделаем все возможное, чтобы побороть преступность».
— Сколько это будет стоить?
— На этот вопрос ответить нельзя. Но битву с преступностью мы должны выиграть.
Швеция мигранты
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Скрытый текст: В Швеции то и дело звучит стрельба и взрываются бомбы. Вся Европа в шоке: шведская сказка оказалась не доброй, а страшной. Виноваты бандиты «с континента»? Многочисленные мигранты из стран третьего мира, живущие по своим правилам? Наркотики, бедность, безнаказанность? Ответов у шведских властей нет.
Dagens Nyheter (Швеция): немцы спрашивают, почему в Бюллербю взрываются бомбы
В Швеции звучит стрельба и взрываются бомбы: больше нигде в Европе нет ничего похожего. Мои друзья и коллеги-журналисты в Германии все чаще спрашивают, почему шведы стреляют друг в друга. И из-за робких объяснений возникает еще больше вопросов
Кокаин?! Гаш?! Экстази?!»
Паренек забрался на скамейку в парке и оглашает ассортимент. Пригревает вечернее солнышко, но он натянул на голову капюшон.
«У меня все есть!»
Семья с детьми, которой не повезло как раз оказаться поблизости, прибавляет шагу. Они спешат на детскую площадку. Пушеру с его бандой придется искать других покупателей. Стоит отойти чуть подальше, и я уже вижу, как за деревьями, в укромных углах улиц, под метромостом передаются из руки в руки пакетики — пока не появляется полицейский микроавтобус.
Район Гёрлитцер-парка в берлинском Кройцберге — центр наркоторговли немецкой столицы и хроническая головная боль как местных жителей, так и властей. Много лет делаются неуклюжие попытки избавиться от торговцев наркотиками, которые отпугивают родителей с детьми и всех остальных, кому взбрело в голову прийти в парк не за дозой. Однажды проблема стала настолько острой, что администрация парка нарисовала на земле розовые «зоны» в надежде, что пушеры будут придерживаться их границ. Это был полный провал.
В общественных дебатах в Швеции проблема наркоторговли сегодня считается основной причиной нарастания насилия в стране.
С 2014 по 2018 год количество мужчин 20-29 лет, погибших от огнестрельных ранений, выросло на 200%, сообщала газета «Дагенс нюхетер» (Dagens Nyheter). Взрывы случаются так часто, что параллели можно провести только с зонами боевых действий, как заявил криминалист Амир Ростами (Amir Rostami).
В прошлый понедельник полиция Мальмё созвала пресс-конференцию, после того как 15-летнего мальчика застрелили у дверей пиццерии, а его приятель того же возраста впал в кому. Дело снова вращалось вокруг наркотиков.
«Мы полагаем, что важной причиной перестрелок в Мальмё стала торговля наркотиками, прежде всего каннабисом», — заявил начальник полиции Стефан Синтеус (Stefan Sintéus).
Премьер-министр Стефан Лёвен тоже упомянул наркотики как основное объяснение, почему страну захлестнула волна насилия. Вину за процветание организованной преступности он отчасти возложил на жителей богатых районов, которые не гнушаются наркотических веществ.
«Речь идет об огромных деньгах, вот почему стреляют все чаще. Это связано с наркоторговлей», — заявил Стефан Лёвен в интервью «Дагенс нюхетер».
Мало кто усомнится в том, что наркотики действительно приводят к огромным бедам, превращаясь в дойную корову для организованной преступности. Но если торговля наркотиками — это главное объяснение насилия в Швеции, то почему тогда не стреляют везде, где торгуют?
В Берлине полиция в местах, где торгуют наркотиками, получает все больше заявлений о кражах и избиениях. Но никаких перестрелок и взрывов и в помине нет. За весь прошлый год в немецкой столице были застрелены всего три человека, а ведь население Берлина — около 3,7 миллионов человек. Взрывы происходят настолько редко, что по ним даже нет официальной статистики. А теперь сравните с Мальмё: там в том же году застрелили 12 человек, и полиция зарегистрировала 45 детонаций взрывных устройств.
Немцы внимательно наблюдают за ситуацией в Швеции. Спираль насилия плохо соотносится с радужным образом северного соседа, намертво укоренившимся в сознании многих жителей Германии (у него даже есть особое название — «синдром Бюллербю», то есть идеализация Швеции, — прим. перев.).
«Бомбы в Бюллербю», — трубит радио. «Своего рода чрезвычайное положение», — пишет либеральная газета «Зюддойче» (Süddeutsche Zeitung). Консервативная «Франкфуртер альгемайне» (Frankfurter Allgemeine Zeitung) сообщает о проекте полиции Мальмё «Прекратим стрельбу», констатируя, что успехи, судя по всему, весьма незначительны.
Мои друзья и коллеги-журналисты в Германии все чаще спрашивают, почему шведы стреляют друг в друга. И я не знаю, что им ответить. У шведских экспертов и представителей власти однозначного ответа тоже нет.
Несколько лет назад причиной постоянных перестрелок в Мальмё считалось то, что город «расположен так близко к континенту». О «близости к континенту» говорили и один из ведущих политиков Социал-демократической партии Андерс Игеман (Anders Ygeman, министр внутренних дел в 2014-2017 годах — прим. перев.), и начальник полиции Мальмё Эрик Йансокер (Erik Jansåker), и криминалист Свен Гранат (Sven Granath) из Совета по предотвращению преступности.
Действительно, оружие, которое контрабандисты везут с Балкан через Эресуннский мост, первым делом поступает в Мальмё. Но почему в других странах на пути в Швецию не стреляют?
В Германии, которая граничит с девятью государствами и сама занимает немалую часть европейского континента, молодые мужчины в десять раз реже гибнут в перестрелках, чем в Швеции.
В Швеции говорят, что молодых людей толкает в банды нищее детство. В Мальмё эта проблема стоит острее всего: там четверть детей растут в семьях, которые Красный Крест считает экономически неблагополучными. Но в Берлине доля растущих в бедности детей еще больше. Там семьи трети всех детей живут на пособие, а многие школы в таком ужасном состоянии, что того и гляди рухнут прямо на головы учеников.
Если верить шведским экспертом, в Берлине просто-напросто опасно находиться. Открытая торговля наркотиками, географическая близость к продавцам оружия с Балкан, множество живущих в бедности детей — опасная смесь.
Конечно, в Берлине тоже большие проблемы с организованной преступностью, но бандиты редко стреляют друг в друга. Они крайне редко взрывают бомбы. Они не бросают гранаты.
Большинство шведских избирателей не верят, что политики способны остановить смертельную стрельбу, как показал опрос Ipsos, проведенный по заказу «Дагенс нюхетер». Не верят в это и датчане: на этой неделе они ввели погранконтроль на границе со Швецией.
«Шведские демократы», которые, судя по результатам опросов, соперничают с Социал-демократами за позицию крупнейшей партии, во всем обвиняют «безответственную миграцию». Но ведь и Германия приняла множество беженцев в последние годы, и в немецких городах возникают так называемые «параллельные общества».
Было бы неплохо, если бы побольше шведских политиков, экспертов и полицейских чинов, как и немцы, задались вопросом: «Почему в Бюллербю взрываются бомбы?»
Только выяснив причины проблемы, можно ее решить.
Швеция мигранты Германия
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Скрытый текст: Парни Севеда и город, который закрывает глаза
Магда Гад (Magda Gad)
Появилась информация о том, что правонарушители захватили жилой дом в Мальмё. Они торгуют наркотиками, и полиция ничего не может с ними сделать. Но это не совсем так. На самом деле, они захватили не дом, а целый жилой район. И вот история о том, как несколько парней сумели превратить целый район в свои владения. О месте, для которого нормальны наркотики, оружие и семьи с детьми. И о городе, который позволил этому произойти. На кухне сидит мужчина с криминальным прошлым и вспоминает, как все начиналось.
Парни, Севед, осень 2015 года
Натянув капюшоны, они стоят на углу Расмусгатан и Чёпмансгатан. Идет ноябрьский дождь. С моря дует холодный ветер. Погода, время года, день — все это не имеет никакого значения.
Наркотики продаются. Деньги текут в карман. Все, как полагается. Никто не пойдет в полицию. На одной из стен граффити: «Севед, Мальмё. Добро пожаловать в район». На фонарных столбах — бумажки с дополнением: «Севед ненавидит полицию». На стене дома — целая история, написанная следами от пуль. Темно, семья с детской коляской спешит домой. Скоро вечер окрасится в синий цвет.
Рики, кухня в Мальмё
Не будь стукачом. Полиция и социальные службы — это враги. Это правило существовало прежде, действует оно и сейчас. Оно записано в генетическом коде Рики (Ricky). Он стоит у плиты и жарит только что пойманную рыбу. Вспоминает, что преступность всегда была в порядке вещей. «Мне лет пятнадцать, на мне садовые перчатки. Мы с папой часто ходили копать червей для рыбалки, мы знали особое место, папа сбегал в кусты и вернулся с тремя-четырьмя свертками и с ведерком червей. Я знал, за чем он ходил, ему надо было отнести амфетамин в нашу летнюю кухню, и он дал мне «калашникова». Я взял оружие, и он мне сказал: „Сторожи”. У нас был длинный балкон, я ходил по нему туда-сюда, а потом пошел в прихожую и стал подглядывать в замочную скважину».
В тот раз Рики держал в руках оружие не впервые. В восьмом классе у него была «беретта», которую он спрятал в кустах, когда пришли полицейские. Они зажали его в тиски, давили дубинкой в спину, спрашивали, где пистолет. Он молчал.
«Когда я вернулся домой и рассказал все отцу, он сказал „хорошо”». В том же возрасте Рики участвовал в крупной сделке по продаже амфетамина в другой стране, сколотил свой первый миллион, начал употреблять, начал применять насилие и чуть не убил человека на пару с двоюродным братом, у которого был нож.
В Севеде он впервые использовал оружие против другого человека. Севед — это район в Сёдра Софиелунд, туда можно дойти пешком от Мёллана (район Мальмё Мёллевонген, — прим. пер.). Уже тогда в Севеде можно было купить наркотики, а владельцы недвижимости не заботились о том, чтобы поддерживать его в порядке, и сдавали квартиры беднякам и маргиналам — безработным, мигрантам, алкоголикам и наркоманам.
«Я зарабатывал деньги. Мне исполнилось шестнадцать, семнадцать. Это были бурные времена, я делал … не такие страшные вещи, как потом, когда совсем сорвало крышу, но где-то с шестнадцати до девятнадцати я зарабатывал».
В открытое кухонное окно врывается морской бриз. «Вспоминаю один момент, я сидел в машине после того, как угрожал кому-то пистолетом, и этот пистолет лежал у меня на коленях. Я вдруг почувствовал страх и отвращение. Подумал: „Какого черта ты делаешь? Какой хренью ты занимаешься?”. Слышал этот внутренний голос, голос совести, но потом я стал считать деньги, и он исчез. Оно того стоило». Задумывается. «Пачка денег. Даже не десять тысяч, а пять-шесть. Тот тихий голос всегда присутствовал, но жадность или что-то другое его заглушали». За окном лежит портовый город, который Рики описывает как катастрофическую смесь изоляции и рухнувшей системы.
«Мальмё — это хаос. В прачечных упаковывают дурь, на чердаках хранят оружие, в полиции не хватает персонала, а все, кто есть, заняты пограничным контролем и центрами для беженцев. Я знаю всех дилеров и все места, где стоят группы торговцев. Проще сказать, где их нет — Вестра Хамнен, Риберсборг, Лимхамн, Бункефлу. Шведские районы». Районы, где после трудной ночи можно выйти на пляж и любоваться восходом, смотреть, как солнце сверкает в волнах. Районы, где двери не замуровывают. Где на фасадах домов нет следов от пуль после перестрелки.
Парни, Севед, осень 2015 года
Игорь (Igor) и Карлос (Carlos) въезжают в район на новой BMW. Стемнело, и мокрый асфальт Расмусгатан залит желтым уличным светом. В кругах фонарей можно увидеть, как падают капли дождя. На пахнущем кожей заднем сидении лежит костюм от «Армани». Карлос говорит, что устроился на ночную работу и больше не будет торговать наркотиками. «Честно говоря, не помню, почему бросил. И, если честно, не помню, зачем начал».
Он давит на газ, смотрит на дорогу сквозь работающие дворники, между делом замечает, что на перекрестке у тату-салона стреляли из автоматов, 72 выстрела, четверо друзей ранены. На другом перекрестке был взрыв ручной гранаты, осколок попал приятелю в глаз, и он ослеп. Еще два друга сидят в тюрьме, один — в Кумле за соучастие в убийстве, другой — в предварительном заключении за ношение оружия. Несколько дверей заперты наглухо после того, как подъезды использовали для торговли наркотиками. Закрыт магазин, закрыто кафе. Даже тату-салон, принадлежавший голландским байкерам «Сатудара», закрыт. Байкерам спокойнее в помещении клуба за городом. «Дома мы не голодали, но я хотел покупать хорошую одежду», — продолжает Карлос. Игорю удавалось устроиться только на временные работы, которые приносили не больше 12 тысяч крон в месяц. Когда работа закончилась, он уже знал, куда пойдет. На улицу.
Он не верит, что когда-нибудь сможет найти настоящую работу. Слишком многое мешает: синдром дефицита внимания, дислексия, из всех школьных предметов сдана одна физкультура, потом — тюремный срок за вооруженное ограбление.
Проснувшись утром, он первым делом выкуривает сигарету с марихуаной. Последнее, что он делает перед сном — курит траву. По его мнению, это лучше и естественнее, чем таблетки от СДВГ.
Диагноз ему поставили в тюрьме. «Меня обследовали, когда я пошел в школу, сказали, у меня ничего нет. Я ничего не понимал, мне было трудно читать и писать. Так что у меня нет аттестата. Нельзя было поставить диагноз в первом классе, а не в тюрьме?».
Карлос делает звук стереосистемы погромче и едет в Риберсборг, притормаживает у старой виллы Златана. «Жил бы я в таком доме, вообще бы не выходил, сидел бы внутри всю жизнь».
Он делает несколько кругов по кварталу, заглядывает в сады перед зданиями, которые так и кричат о деньгах. Потом прибавляет скорость и едет назад в Севед. Он не спешит, просто скорость дает ему ощущение жизни. На Расмусгатан залитый дождем асфальт теперь освещен не только фонарями, но и синими мигалками полицейских машин. Одну из квартир обыскивают по подозрению в преступлении, связанном с наркотиками. Игорь показывает: «Там живут практически одни арабы, люди из Сомали и все такое». Потом он разворачивается и указывает на площадь Севедсплан. «А там еще живут пожилые шведы». Один из полицейских патрульной службы сказал, что парни, замешанные в здешних преступлениях, на самом деле не хотят жить в доме Златана. «Они хотят жить здесь, только ездить не на велосипеде, а на дорогой машине».
продолжение далее
Швеция Мальмё мигранты
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Игорь ежится от холода. «Ну так дай нам работу. Все время повторяем. Для нас, мигрантов, работы нет. Общество само виновато». Крана Kockum больше нет. Верфь вымерла после кризиса. Когда деньги кончились, все богатые переехали в соседние районы, и налоговые доходы упали. Весь остальной мир не так уж и далеко, так что им на смену приехали другие люди. Hells Angels и Bandidos обосновались в Мальмё и только потом стали распространяться по стране. Появилась балканская мафия и ей подобные. Расчеты показывают, что каждый десятый беженец в Швеции так или иначе попадает в Мальмё. Многим трудно найти работу. Инвестиционные проекты, такие как Эресуннский мост, Институт Мальмё и выставка недвижимости Bo0, нанимают студентов, подрядчиков и работников из состоятельного среднего класса. Результат — классовые различия никогда прежде не были столь значительными. Нелегальные деньги отмываются с помощью дешевых фирм: одной купюры в сотню крон хватит, чтобы пообедать и проехаться на такси.
Сегодня безработица в Мальмё вдвое выше, чем в остальных регионах. Налоговые сборы составляют лишь 85 % от средней цифры по стране. Без поборов в стиле Робин Гуда город бы не выжил. Прежде можно было отправиться в Копенгаген и устроиться работать на склад. Сейчас с этим тоже трудности. Игорь иногда ездит. Не ради работы, а чтобы покурить в Христиании. Многие семьи с детьми в Севеде живут на пособие. Некоторые банкротства в связи с наркотиками затронули целые семьи. А иногда еще отцы нынешних парней торговали дурью.
Рики, кухня в Мальмё
Когда Рики было девять, ему пришлось присутствовать при сделке вместе с другом отца. «Мы поехали в Роттердам. Я отлично все помню, я однажды видел такую абстрактную сцену по телевизору. Было похоже на английское жилье для рабочих, дома, которые отапливают углем, только с чертовым каналом посередине, это выглядело как полная лажа, настоящий хаос. Мы зашли в дом, поднялись на третий этаж, вот мы заходим, и там сидит наркоман с долбаным пакетом из Ica, полным дури. И я вижу, как папин друг показывает, сколько нам надо».
Он поднимает руки. «Сейчас я понимаю, что это было примерно три кило, ведь я и сам торговал. В общем, наркоша нагружает, сколько сказано, выкладывает на стол, я сую туда палец и облизываю, … да, я попробовал, чисто из любопытства, и вкус амфетамина был отвратительный. Мне ужасно не понравилось, я и сейчас его ненавижу, всегда ненавидел».
Первым наркотиком, который попробовал Рики, был гашиш. «В первый раз я покурил в моей старой школе вместе с приятелями. Нас было четверо или пятеро, сейчас половина уже умерли, другие торчат, в общем, мы выкурили трубку гаша. Я ничего не почувствовал и не мог понять, что это было».
Во второй или в третий раз стало смешно. «Мне было офигенно весело, я жевал сладости и смеялся, … тогда моя школа и покатилась к чертям, когда я начал курить гаш. Мы забирались на крышу школы, ни учителя, ни охранник не могли подняться, потому что мы блокировали дверь. Играли в шахматы, курили траву, слушали Боба Марли…».
Он не помнит, как впервые продал дозу. Но помнит, как в первый раз продал большую партию. «Мне было семнадцать или восемнадцать. Один человек пришел и сказал, что ему нужен килограмм амфетамина, спросил, могу ли я это устроить. Конечно, сказал я. Папа был за границей, но я знал, где живет его партнер. Пошел к нему, сказал, вот деньги, нужно кило, он мне продал, и я спросил, сколько на этом можно заработать, если не разбавлять или типа того. Он сказал, что я все равно получу хорошие деньги. Я вернулся в свою квартиру, пришли клиенты, я толкнул им наркоту, и они остались супердовольны».
Вспоминает свои чувства в тот момент. «Я почувствовал, что что-то значу. Власть, контроль. Впервые вкус власти и контроля».
Парни, Севед, зима 2015 года
В переулке между Чёпмансгатан и Мугенсгатан Амиго (Amigo) потирает руки. Там зависают несколько парней, а он занимается делом. Стоимость его куртки почти равна зарплате полицейского за месяц. Но его все равно донимает холод. Сырой ветер упрямо ползет вдоль каждой стены, проникает во все двери и во все поры на коже.
Прямо как наркотики. Пакетики с дозой можно найти над дверью, в мусорном контейнере, в кустах, в щелях на фасадах домов, в квартирах, куда выдается доступ в обмен на что-то еще. Клиентам не надо звонить и назначать встречу. Вот в чем преимущество улицы. Никаких разговоров, которые можно подслушать, никаких смс.
На углу останавливается велосипедист. В детском сидении на багажнике дремлет маленький сын, которого он везет домой из детского сада. Когда велосипедист едет дальше, в его кармане лежит пакетик марихуаны. Быстрее и проще, чем купить молока.
Амиго не в силах идти назад с пакетом, который только что получил, так что он засовывает его в затянутый капюшон. Несколько парней просто тусуются, другие помогают с делами. По дружбе или потому, что это круто. От безделья, чтобы чем-нибудь заняться. Бумажка, на которой писали цену, теперь используется, чтобы измельчить кусочек гашиша. Цифры на бумажке — 22 700. С Расмусгатан слышится громкий крик: «Эй, PTA, PTA».
Это Эрмано (Hermano) предупреждает, что в районе появился гражданский полицейский. Эти буквы — первая часть номера его машины. Эрмано следит за номерами. Следит за правилами. Иногда его арестовывают, но чаще всего его тактика работает. Его секрет: «Надо работать, как полиция». Когда у Амиго образуется приличная пачка купюр, он уходит, чтобы отдать ее человеку, который сам получает немного денег, выступая в роли банка. Амиго, одетый в брендовые штаны и ботинки, идет по улицам, и они складываются в прямоугольный узор — налево, направо, с одной из пяти улиц Района на другую.
Пять улиц, на которые почта не доставляет посылки из-за повышенного риска ограблений и неблагоприятной криминальной обстановки. Пять улиц с гармоничным сочетанием обшарпанных трехэтажных домов, штукатурки, кирпича, листов железа и парка.
Эрмано спешит через дорогу и входит в дом по адресу Расмусгатан, 28. Желтый дом цвета мочи посреди хаоса. На двери решетка, внизу — велосипедный замок. В случае бегства тот, кто выбегает последним, запирает дверь этим замком. На табличке перед домом не указано имен, Эрмано отдирает последний маленький кусочек именной карточки. «Мы их срываем, никто не должен знать, кто здесь живет». В тайнике на лестничной клетке он оставляет свой пакет с марихуаной сорта «сатива». Этот сорт бодрит. Он берет свою долю и небрежно засовывает остальное на место. Поднимается по лестнице к двери квартиры, распахивает ее, смеется и захлопывает. «Этот жилец всегда держит дверь открытой. Должен, если хочет здесь жить».
В районе многие помогают дилерам. «Народ и сам не любит полицию, и, может быть, не прочь покурить». Жильцам не обязательно помогать, главное — не ныть и не быть стукачом. Никому нельзя жаловаться. Нельзя говорить с копами. Донесешь — будут последствия.
Широко расставив ноги, Эрмано стоит у подоконника на лестнице и скручивает косяк. Прикуривает. Длинный горящий конус. Смотрит в окно на задний двор. Там можно перелезть через забор и исчезнуть. Со стороны фасада открывается вид в трех направлениях. Расмусгатан, 28 — идеальное место для торговца наркотиками. Владелец недвижимости заявил в СМИ, что дом оккупировала банда криминальных подростков. Однажды он пришел со слесарем и пытался попасть в дом, и все закончилось дракой и угрозами убийства.
Территория Эрмано и его парней не ограничивается Расмусгатан, 28. С дымящимся косяком в пальцах Эрмано выходит из дома, сворачивает на соседнюю улицу и спускается в подвал другого жилого дома. На лестнице, ведущей в подвал, начинает скручивать новый косяк из травы сорта «индика», которая успокаивает. В подвале общая прачечная. Мешки для мусора вырваны из держателей, по полу рассыпан стиральный порошок, валяются рваные упаковки, детский носок. В дверце стиральной машины зажата пластиковая бутылка. Напротив прачечной — кладовка, которую превратили в тир.
Эрмано поджигает свою «индику» и смотрит на осыпающиеся стены. «Нам нужно оружие. Если один попадет в передрягу, проблемы будут у всех. Если кто-то с кем-то столкнется на улице, и возникнет ссора, они могут прийти сюда».
продолжение далее
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Географически Мальмё расположен на не очень большой территории, так что столкновения нередки. Если кого-то задеть, может произойти убийство. Многие торговцы сидят в игровых клубах. Там они тратят деньги, узнают новости, принимают наркотики, снимают девочек. Там есть все.
Рики описывает их как клуб по интересам. Высказывание о чужой девушке может разжечь ссору. Если сторонам не удается договориться о компенсации, конфликт может закончиться смертью. Когда одного из главных боссов убивают, уровень насилия растет. В 2005 году у кафе Nesta застрелили крестного отца Мальмё, и с тех пор насилия все больше. Идет борьба за власть, а все посредники исчезли.
Рики был еще мал, когда впервые присутствовал при убийстве. Им с двоюродным братом всегда дарили оружие. Самурайские мечи, нунчаки, сюрикены, дубинки. Брат собирал ножи. «Вся стена в его комнате была в ножах всех чертовых видов, они там торчали рядами… И при себе у него тоже всегда был нож». Они дрались друг с другом, шли на улицу и там тоже дрались. «Однажды мы наелись рогипнола в гостях, и завязалась драка с одним чуваком. Мой брат уселся на него сверху и размахивал ножом перед его лицом, а я бил его ногой в живот. Мы его чуть не убили. Потом мы убежали, мне надо было перепрыгнуть через багажник машины, и я сделал такой … адски неуклюжий финт и разбил колено, но под рогипнолом вообще ничего не почувствовал».
Что касается оружия, то огнестрел — это особая тема. Силу пистолета трудно объяснить тому, кто сам ее не испытал. «Чтобы понять, надо подержать пистолет, пострелять. Тяжесть пистолета, отдача, … безумно круто. Смысл не в том, чтобы почувствовать отдачу, а в том, чтобы ощутить, что ты спустил курок, увидеть, что происходит перед тобой. Страшно до усрачки. Я был мальчишкой, я ужасно испугался и не знал, что делать. Но потом уже нельзя было показывать слабость. У меня есть пистолет, я надеру задницу кому угодно. Но, по-моему, я не думал о надирании задниц, мне было страшно. Я был,… блин,… это совсем не как в кино. Потом пострелял по дверям, увидел дырки и все такое». Это делалось, чтобы показать, что он может войти. «Знаю, иногда, когда я стрелял по всяким вещам, возникала мысль: а что, если сзади стоит ребенок. Но мысль всегда приходила уже после выстрела. Я был во власти импульсов. Просто делал, не думая». Если дверь не открывается, то первая мысль — достать пистолет и выстрелить.
Первую сделку с оружием Рики провел уже почти взрослым. «Дядя дал мне два обреза, думаю, они были в чем-то замешаны. Сказал подзаработать денег. Я свалил в одно место здесь в Мальмё и нашел двух покупателей. И вот я стою там с этими чуваками, малость нервничаю, патроны у меня тоже есть. Я знаю, что с патронами все немного сложнее, чем с пустыми пушками. Но у меня есть патроны, и они просят меня показать, что все работает, так что я дважды стреляю в доску, и тогда они покупают…».
Он курит в окно. «Да, было славно. Наличные в кармане, я пошел и купил травы».
Парни, Севед, зима 2015 года
«Тоже ждешь флекс?». Высокий худой парень переминается с ноги на ногу. Ждет кокаин. Покупателям кокаина приходится подождать. Сроки за кокаин больше, так что с ним надо быть осторожнее. Ждущий показывает, что у него в кармане две купюры по 500 крон. «Украл у шведа в Лимхамне».
Причина не в том, что он швед, а в том, что в Лимхамне другая социально-экономическая система. В районе полно покупателей-шведов. Многие шведы останавливаются, чтобы поболтать с парнями. Таксист рассказывает, что вечерами парни заказывают такси, чтобы продавать по всему Мальмё. Часто сами употребляют в машине, угрожают, отказываются платить. Двое из десяти — шведы. Амиго говорит, что нет никакой особой ненависти к шведам.
«Ссоры часто возникают среди нас, мигрантов. Не из-за национальности, а из-за статуса. Мы ненавидим только шведов-полицейских, но не за то, что они шведы, а за то, что копы».
Игорь, который самостоятельно лечит свой СДВГ каннабисом, уверен, что теперь, с притоком беженцев, столкновения станут чаще. «Нельзя же запихнуть всех мигрантов в одно место, это будет бардак. Мы будем косо смотреть друг на друга, и однажды начнется хаос».
Но некоторые жители района нашли работу в центрах временного проживания для беженцев. Игорь смеется: «Да, хоть что-то хорошее!»
В криминальной среде ходят слухи, что мигранты, которые уже обосновались в преступном мире, поручают беженцам-соотечественникам всю грязную работу. Для новоприбывших это способ подзаработать на красивую машину, вместо того, чтобы жить в лагере.
Связи в родной стране тоже полезны, если нужно переправлять большие партии наркотиков или оружия. Оружие часто привозят с Балкан. Есть возможность оставлять заказы, написать, какое тебе нужно оружие, любой тип, новое или подержанное. Также можно заказывать наркотики, женщин, подержанные автомобили.
Любое оружие можно купить за два часа. Меньше 12 тысяч крон за автомат Калашникова. Меньше 3 тысяч за оружие, которым пользовались при ограблении. Заказное убийство обойдется в цену от 350 тысяч до полумиллиона или даже миллиона, если жертва занимает высокое положение.
Амиго считает, что в будущем все станет только хуже. Настанет день, когда всем мигрантам придется валить из Швеции. «Надо копить деньги. Эта страна, в конце концов, нас поимеет, и вот тогда понадобятся деньги, я возьму их и рвану отсюда. Прежде не было такой разницы между людьми, а теперь у одних миллионы, а другим есть нечего».
Он спешит на лестницу, длинным металлическим штырем выковыривает пакет с марихуаной, продает несколько «бросков». «Бросок» — это один грамм каннабиса. Сто монет. Зубочистка прилагается.
Мама и папа безработные, с трудом говорят по-шведски. На родине отец много работал, но так и не смог прижиться в шведской культуре труда. По словам Амиго, он — единственная паршивая овца в семье. Многие члены семьи умерли. Те дни он помнит до мельчайших подробностей. Как он хотел кататься на велосипеде один, как все старшие братья и сестры. Каким крошечным был младший брат. С чайный поднос. Как мама разговаривала по телефону. Свадьба. Больничная койка. Катастрофа.
Он помнит, как все навалилось. Как он начал ходить в гости к приятелям, которые носили электронные браслеты домашнего ареста. Как вместо школьных уроков начал изучать преступный мир.
Рики, кухня в Мальмё
Человек, который пошел в полицию, должен был умереть. Тогда Рики впервые увидел, как убивают. «Его столкнули с высоты. Он умер. Я стоял перед ним. Как в кино, совершенно нереалистично. Тогда мне казалось, правильным, что он умер. Сейчас думаю, что это отвратительно. Просто ужасно. Но все еще остается ощущение нереальности. И еще какое-то странное чувство, не знаю, что это — может, чувство вины. Но я бы ничего не смог сделать, ничего бы не изменил».
Видеть, как в кого-то стреляют, тоже было как в кино. Как будто в другой реальности. «Сердце колотится, во рту пересыхает, тошнота, которая проходит, когда заталкиваешь в себя дурь, и становится хорошо. Но иногда они возвращаются, через некоторое время они приходили ко мне в ночных кошмарах». Всех жертв приговорили к смерти за донос. Никто не должен обращаться в полицию. В основе верности семье и товарищам по банде лежит нежелание оказаться вне системы.
«Об этом не говорится открыто, но это так и есть. Если ты верен и не стучишь, то никогда не будешь исключен из общества. Тогда мы все семья и заботимся друг о друге. Я за тебя, ты за меня. Как в армии. Поэтому я считаю, что многие криминальные элементы, убийцы, грабители, наркоторговцы были бы отличными профессиональными военными, если бы им дали шанс. Ведь они понимают самое главное: защищать друг друга, помогать друг другу, быть частью братства».
Первый человек, которого Рики сам хотел убить, не был стукачом. «Мне было лет двадцать. Я собирался убить его, забить до смерти. Как только он открыл дверь, я пнул его в живот, и он рухнул внутрь, и я тогда стал его лупить, топтать, избивать. Помню, у него была швабра, и я обломал ее, сделал, типа, копье, начал бить его по голове и по туловищу, появилась кровь и все такое, и я стал пинать его голову, так что она …, — помахивает ладонью туда-сюда. — Об стену. Тогда я плюнул на него и ушел. Помню, как наносил ему раны. Во мне зашкаливал адреналин, и я бил его как безумный. Покурил и понял, что все сделал правильно — ради мамы. Никому нельзя так обращаться с моей мамой».
Он замолкает. «Большая ошибка. Сейчас я думаю совершенно по-другому. Он совершил ошибку, но и она тоже».
Парни, Севед, зима 2016 года
Никогда прежде не было так холодно, тихо и пусто в верхней части Расмусгатан, которую Игорь описывал как место, где в основном живут арабы и сомалийцы.
продолжение далее
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
В этой части района полиция установила камеры, ведущие съемку на 360 градусов.
В переулке между Чёпмансгатан и Мугенсгатан нет ни души. Ни один парень не появляется вблизи хаотического дома на Расмусгатан, 28. Никого на улицах по соседству. Часть дверей заменили на двери с кодовыми замками.
Парней не видно именно потому, что они не пытаются стать невидимыми. Они стоят прямо посередине Севедсплан, там камер нет. У местного продуктового магазина Nallens Livs. У ресторана. У «Места встречи», цель которого — борьба с преступностью и изоляцией.
Амиго нет, но Эрмано здесь. Эрмано с извечным косяком в руке. Закон на время изменил состав группировки. На площади появился знак пешеходной зоны. Эрмано курит и кивает машинам, которые то и дело проезжают мимо. «Запрещено? Кому какое дело».
Из-за полицейских рейдов в последние месяцы торговцы покинули подъезды на Расмусгатан, включая хаотический дом на Расмусгатан, 28, и переулок между Чёпмансгатан и Мугенсгатан. Торговля переместилась в самый центр Севеда. И там она сильнее всего мешает местным жителям. Некоторые старики боятся выходить из дома, идти в магазин. Эрмано не стыдится своих дел. «Валла», — клянусь перед лицом бога.
Рики, кухня в Мальмё
Жизнь Рики стала такой не только потому, что папа торговал амфетамином. «Мама меня сильно била. Молодая женщина в отчаянии, она будто и не жила. У нее было много денег, потому что дела отца шли хорошо, но все ее обдирали, как липку, она постоянно ощущала давление, навещала отца в тюрьме, … все становилось только хуже, и мне передавалось ее отчаяние».
Он глубоко вздыхает. «У меня дважды были трещины в черепе, она пинала меня в лицо, разбила о мою голову два старых телефона «Кобра», однажды сняла со стены такую, типа, декоративную вилку и колотила меня ей, а когда мы с младшим братиком были в ванне, она силой удерживала его голову под водой…».
Об этом он никогда никому не рассказывал. Нельзя стучать на свою семью. Враги — это полиция и социальная служба. Если в школе задавали вопросы, он говорил, что подрался. «В первый раз папа попал в тюрьму, когда мне было шесть или только исполнилось семь. За ним пришли, когда я сидел за столом на кухне, мы ели, а они пришли и забрали его. И тогда мама начала меня избивать».
Он молчит. «Всю жизнь я хотел убить свою мать. Ненавидел ее, хотел ее смерти, убить ее. И папу тоже. В детстве я любил отца, но когда он вышел из тюрьмы, ненависть начала расти. Стало проявляться его истинное лицо, и ненависть росла во мне. Маму я простил, сегодня я считаю ее героиней, она самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Я понимаю, почему она делала то, что делала. А папа… лучший пример того, каким не должен быть отец. Его я все еще ненавижу, ничего не могу с этим поделать».
Сейчас Рики проходит курс в реабилитационном центре для наркоманов и пытается справиться с ситуацией как взрослый человек, без всяких эмоций, потому что они только все портят.
«У меня проблемы с одиночеством, я вижу, как отца забирают, и, хотя я его и ненавижу, иногда это заставляет меня плакать. Мне очень не хватает образа отца, … это звучит безумно, но меня тянет к пожилым мужчинам, я воспринимаю их как ролевую модель, модель отца, хотя и знаю, … нет, правда, мне не хватает отца. Маленький мальчик внутри меня частенько кричит „папа, папа, папа…”».
Парни, Севед, весна 2016 года
В Районе потеплело. Семьи пьют чай в саду, дети на улицах играют в мяч, студенты загорают на травке на Севедсплан. Спокойная общественная жизнь.
Эрмано нет, зато Амиго вернулся. На нем джинсовые шорты, он лежит на спине на лестнице за Nallens Livs и слушает музыку из динамика мобильного телефона. Прекрасное место для работы в хорошую погоду. Простор, зелень, тишина. Мимо проезжает Смерть на скейтборде. Однажды он умер на три минуты. «Миллион,… да ладно. Целый год на миллион не проживешь. Миллион — это ничто, сегодня его ни на что не хватит», — рассуждает он, катясь мимо.
У большинства жителей окружающих домов годовой бюджет куда скромнее. Мужчина в одежде строителя выходит из-за угла и говорит, что ему нужно две дозы. Смерть беззвучно подбрасывает скейтборд и усаживается на него. Амиго поднимается на ноги, делает несколько шагов и тянется за пакетом, который засунут в щель на фасаде. Рабочий сам берет оттуда травы на два косяка.
Прогулочным шагом подходит Игорь, хочет узнать, как идут дела и не нужна ли помощь. Статус: все еще без работы. Амиго снова опирается на лестницу. Щурит глаза, вспоминает годы тяжких будней наркодилера, легкие деньги, жизнь, которая идет не так, как он хочет. «Хочу купить квартиру. Хочу взять отпуск на полгода и путешествовать. Посмотреть мир. Не могу же я всю жизнь простоять здесь и смотреть на это все». На то, чтобы остаться, миллионы не нужны. Они нужны, чтобы вырваться отсюда.
Рики, кухня в Мальмё
Рики заработал свой первый миллион в 13 лет, почти четырнадцать. Папе иногда нужна была помощь, и тогда он избавился от отпечатков пальцев.
«Помню, как впервые увидел купюру в десять тысяч крон. Такая большая. Я получил миллион, и не было никаких особенных мыслей, только о том, что это мои деньги. Горы сладостей и два-три грамма гаша. У меня было все».
Но чем больше имеешь, тем больше хочешь. Деньги всегда были хорошей мотивацией, они заставляли его идти на все более тяжкие преступления, например, на ограбление. «Я чувствовал, что хочу стать миллионером. Мне нужно бабло. Всю мою долбаную жизнь я мечтал иметь много бабла. Деньги все упрощают».
Так что Рики охотно согласился поучаствовать, когда столкнулся с одним другом, у которого был план. «Это было так: он выдает офигительную идею, я нахожу еще двух парней. Мы так и сделали. Заработали не так много, как думали, … я спустил свои полмиллиона за лето. На алкоголь и наркотики. Много кокаина. Это было плохо. Так уж вышло, но это плохо».
Парни, Севед, лето 2016 года
По Йеспергатан идет человек и тараторит. Из кармана вынимает шарик кокаина. «Обожаю Район! Здесь здорово! Такая сплоченность!» — болтает он. Молодой парнишка почесывается, у него сыпь из-за чесоточных клещей в квартире. Он стоит у распределительного шкафа, на котором сидит Игорь с косяком. Сейчас лето, но Игорь выглядит еще более бледным, чем под дождем в ноябре. Он курит, болтая ногами.
Мимо медленно движутся еще четыре парня, они сворачивают на соседнюю улицу и заходят во двор. Не в большой двор, где дети играют на солнышке, пока родители пьют чай, а во дворик поменьше. Они идут не чай пить, а скручивать косяки из зеленого и коричневого, марихуаны и гашиша.
В облаке конопляного дыма, полного надежд и старых историй чьей-то жизни, один из них достает револьвер. Маленький старинный револьвер, который прежде можно было спрятать в складках платья. Курок западает. До того, как револьвер оказался у него в руках, никто и подумать не мог, что у парня в толстовке с капюшоном с собой оружие.
Докурив, они бросают окурки на землю и открывают дверь, ведущую вниз, в прачечную. Пока они спускаются по лестницу, один из них сетует со смешком: «Они закрыли наш тир!».
В подвале между прачечной и кладовкой появилась решетка. Но стрелять она не мешает — отсюда и смех. Парень поднимает футболку, за поясом штанов у него оружие — Glock 19. Показывает рукой, что надо делать: засунуть дуло в решетку и спустить курок. «Он заряжен, подожди, нехорошо, если мы…».
Магазин выщелкивается, затвор возвращается на место, и 9-мм пуля вылетает. Она приземляется под доской, на которой местные семьи с детьми писали очередь стирки. Доска наполовину сгорела.
Амиго за Nallens Livs раздумывает, не разжечь ли гриль, когда появляется полиция.
Полицейский автобус миновал Расмусгатан, приблизился к магазину. Выходят двое, один достает дубинку и начинает рыться в кустах. Второй следит за лестницами, ведущими из подвала, держа руку на служебном оружии.
Амиго с приятелями наблюдают за ними с улыбкой. Смерть на скейте объезжает полицейский автобус по дуге. Игорь спрыгивает на землю, чтобы посмотреть, что происходит.
Когда полиция уезжает, Амиго разжигает одноразовый гриль. Он смеется, и скулы еще сильнее выделяются на лице. «Они искали вообще не в том месте!».
Вчера они нашли бутылку из-под кетчупа. Даже если бы в ней что-то было, они не смогли бы определить владельца. Солнце пригревает. На обед — куриные колбаски.
окончание далее
right or wrong - my country (право оно или нет — это мое отечество) (с) английская элита
Моя работа связана с соц.медиа, я во всех русских группах тусуюсь, вижу, какие настроения там процветают и какие люди эмигрируют из России. Oxуgen
Просто так не сажают (с) ever
Да у меня то нет иллюзий никаких на его счёт. не пойму почему к Гитлеру не приравнивают? кофе и пицца
В общем, можно было расстреливать через одну , чтоьы генофонд не портили. КУМА
Свежая рыба съедена. Рики прикуривает сигарету. Вспоминает фильм «Оружейный барон» про торговца оружием. «Там есть сцена, где он в Либерии нюхает brown-brown — кокаин, смешанный с порохом. Увидев ее, я сразу встал с дивана, взял пулю, сломал ее, высыпал порох, и … мозг как будто вспыхнул».
Безумие началось, когда он стал нюхать кокаин. «Кокаин — это власть и контроль. Когда я курил много травы, мне казалось круто издеваться над людьми и заставлять их делать, как я хочу. Например, один шофер. Мы заставили его брить лобки дилерским телкам, называли его Парикмахер.
С кокаином … я сексуально использовал женщин. И они вовсе не говорили мне „да”. Недавно одна женщина рассказала, как однажды вечером поехала домой из клуба с тремя мужчинами, она под кайфом, и они под кокаином, и они ее использовали всеми способами. На третий день она выбралась на улицу в одном пальто, отовсюду шла кровь, и небеса разверзлись, и пошел дождь …. И она думала, что не хочет этого, она хотела умереть. Было тяжело это слушать, … ведь я был одним из мужчин, которые творили такие вещи».
Он и сам желал смерти. «Были небольшие проблески в наркотическом угаре, маленькие проблески среди тотального безумия, микросекунды, минуты, когда я полностью осознавал, что делаю и кто рядом со мной, … и я был в полном отчаянии и… это же не работает, что ты творишь». Он приставляет два пальца к виску. «Так и сидел с пистолетом, прижатым ко лбу».
Парни, Севед, лето 2016 года
В Районе фестиваль. На Севедсплан установлена сцена, и разные группы поют и танцуют. Угощают едой, есть и стол с книгами. На корешке одной из них название — «Золотой билет в жизнь». В книге есть такие слова: «Наступает день, когда ты думаешь, что все кончено. Тогда-то все и начинается».
За Nallens Livs развивается свой сюжет. В праздник парни пользуются случаем, чтобы покурить. Один из них уже накурился и теперь хочет прогнать другого. «Иди отсюда. Или кое-что взорвется». Придвигается ближе. «Но сначала я тебя изнасилую. Ты воняешь дерьмом, так что мне сперва придется принять виагру, но потом я буду тебя трахать, как бабу, пока не посинеешь. Потом я тебя убью, но не просто убью, а перережу тебе горло большим ножом, как ИГИЛ».
Звонит телефон, парни перегруппируются. Угрожавший убийством снимает цепочку, часы, кольцо. Из-за угла появляются два парня из Русенгорда. Угрожавший вскакивает в одно мгновение, он начинает бить и пинать всех, до кого дотягивается, бьет по голове и куда попало. К нему присоединяются еще несколько человек. Угрожавший вырывает из земли стальную трубу, которая преграждает путь автомобилям. Начинает размахивать ей над головой, готов нанести удар. Кричит, что никто не может наезжать на его младшего брата. И парни из Русенгорда бегут со всех ног. Местные бросаются за ними и исчезают.
Теперь сидеть за Nallens небезопасно. Кто-нибудь может вернуться с оружием.
Рики, кухня в Мальмё
«Надо идти за ними по пятам. При первых признаках проблем в семье надо вмешаться», — рассказывает Рики.
Если тебе уже 20-30 лет, у тебя есть оружие, и ты замешан в криминальной деятельности, сложно свернуть с дороги. «Надо подключать все инстанции еще при первом нарушении закона. И сразу на лечение. Не добровольная терапия, а принудительная, например, когнитивно-поведенческая психотерапия, где учишься брать на себя ответственность. Если они не злоупотребляют, то должны осознавать последствия своих преступлений, надо заставлять их снимать видео, смотреть на последствия в будущем. Объяснить им, что этот проданный грамм чего бы то ни было может заставить человека избить детей, дети станут наркоманами, и все закончится множеством сломанных судеб.
Нельзя сделать так, чтобы все поняли, но до тех, у кого есть совесть — а я думаю, что у большинства из них она есть — можно достучаться. Если найти лазейку, то есть шанс на успех. Иначе… да».
Он отворачивается к открытому окну. Спрашивает, не дует ли.
Парни, Севед, лето 2016 года
Утро, Игорь ищет пакет, который должен быть на лестнице за Nallens Livs. Парень, который вчера его спрятал, сегодня отсыпается. Когда он, наконец, встает и, потирая глаза, голый по пояс, выходит на улицу, то сразу вынимает пакет.
Игорь взрывается: «Я же обыскал каждую щель!». Клиент стоит и ждет свой товар. Это нетипично для района. Здесь всегда быстрое обслуживание, и товар хороший.
Погода, время года, день — ничто не имеет значения. Наркотики продаются. Деньги текут в карман. А полиция пусть делает свою работу.
Никакие полицейские операции не влияют на денежные накопления Амиго. «Сейчас мы хорошо зарабатываем, а когда они нам мешают, мы просто работаем на час дольше».
Рядом тормозит машина, выходят двое мужчин средних лет. Один ставит на крышу машины банку «Короны». Второй работал в нефтяной индустрии и разъезжал по всему миру, теперь он стоит у водительской двери и ухмыляется в ясное небо: «Здесь проще купить наркотики, чем в Кении. Проще, чем на Ямайке. Безработица в Мальмё чудовищна. Мигранты стоят здесь и торгуют наркотиками, им нужны быстрые деньги, а мы, шведы, покупаем».
Он получает свою коноплю, его приятель допивает пиво, и они уезжают в летний вечер.
«Без клиентов мы бы не выжили», — говорит Амиго. Но это еще не конец.
Новая жизнь так и не началась.
Сёдра Софиелунд — маленький район, но он разделен надвое. В его северной части — тенистые мощеные улицы и небольшие живописные домики. А на юге — Севед, известный на всю страну как прибежище насилия и криминалитета. Сёдра Софиелунд расположен в центре Мальмё — всего в паре минут на велосипеде от овощного рынка на площади Мёллевонг.
«Преимущество в том, что до всего близко. Поэтому я и решила сюда переехать, — говорит 66-летняя Эва Ганстен (Eva Gansten), персональный ассистент.
Примерный доход работающего жителя Сёдра Софиелунд — 250 878 крон в год, то есть на 90 тысяч крон меньше среднестатистической цифры по Мальмё. Всего в одном районе Мальмё показатель еще ниже. В среднем жители Сёдра Софиелунд живут на 139 852 крон в год (211 618 по Мальмё).
Север района застроен виллами, и это жилье активно покупают семьи с детьми. Южная часть за последние десять лет прославилась на всю страну своей преступностью — более или менее открытая торговля наркотиками, перестрелки, криминальные банды.
«Здесь хорошо, но эти банды — просто катастрофа. Когда я вечером выхожу с собаками, я делаю лишь маленький круг вокруг дома. Я чувствую себя ущемленной, несколько лет назад такого не было», — рассказывает Эва Грастен.
38-летний учитель Хишам Туркмани (Hisham Turkmani) говорит: «Часто приезжает полиция, здесь много проблем. Но с полицией мы чувствуем себя в безопасности».
Некоторые жители пытаются вести активную борьбу, а муниципалитет Мальмё выделяет средства. Недвижимость Севеда принадлежит 30 владельцам, и один из крупнейших из них — муниципальная жилищная компания MKB. Компания выступает и в роли спонсора, как и другие инстанции, в том числе администрация Мальмё и Шведский аграрный университет, который занимается городским сельским хозяйством, садами, выращиванием картофеля и съедобных растений.
«Здесь очень хорошие парки и детские площадки. Здесь красиво. Мои соседи — добрые и приятные люди, — добавляет Хишам Туркмани.
Цитировать
Ваши права в разделе
Закладки