СЛОВА-СТРОКИ ,которые взяли за живое

[Larisa]

бесконечная осень, листвы круговая порука
снегопад за окном - романтичная прорва безделья
мы пытаемся выжить, пытаемся жить друг без друга
и срываемся изредка на "а хочешь, я дам тебе денег?"

ведь так хочется сделать хоть что-то: сорваться, приехать
под листвой закружить в сумасшедшем, безоблачном танце
задыхаться как прежде вдвоем от безумного смеха
и не знать почему.... одеваться, потом раздеваться,
собираться гулять, да так никуда и не ехать...

бесконечная осень. до хруста зачитан бегбедер
от гламурных газет - типографская корка на пальцах
мы пытаемся жить, а выходит: "ну хочешь, приеду?"
и скрываясь от зеркала, быстро бежишь одеваться...

ведь так хочется глупо шутитить, не боясь неприятий,
говорить до утра обо всем без вина и смотреть телевизор
и руки не разжать из короткого круга объятий
да и ехать все-го то чуть-чуть, не нужна даже виза...
да и ехать все-го то чуть-чуть - не Сибирь, не Тольяти...

ну а после в привычную морось рутиновых будней
бесконечная нежность запекшейся коркой застынет
"мы научимся жить друг без друга, мы больше не будем"
и короткий звонок в воскресенье как пуля навылет

"приезжай, приезжай, приезжай... я соскучилась, дурень"
(с) майя_Koffsky

[Larisa]

Шаг за шагом, за строчкой строчка
я в себе убивала плаксу.
Всё пыталась поставить точку,
но она растекалась в кляксу.

Я в себе убивала жалость.
И молчанье - застывшим криком -
отделялось, пер-
воплощалось
в нечто сущее
с телом, с ликом.

И глядели глаза устало.
И глядели глаза - из тела.
НЕЧТО вздрогнуло - и отстало.
Отвернулось и - полетело:

Понеслось над водой и сушей:
И исчезло.
И не простилось.

Я в себе убивала
Душу.
Получилось.

(c) Алена Ракитина

[Larisa]

====================
Роберт Рождественский
====================

Подслушанный разговор.

- Снова дралась во дворе?
- Ага.
- Мама, но я не плакала
Вырасту, выучусь на моряка
Я уже в ванне плавала.
- Боже! Не девочка, а беда
Сил моих больше нету.
- Мама, а вырасту я когда?
- Вырастешь - ешь котлету.
- Мама, купим живого коня?
- Коня?! Да что ж это делается?
- Мама, а в летчики примут меня?
- Примут - куда они денутся.
Ты же из каждого, сатана,
Душу сумеешь вытрясти...
- Мама, а правда, что будет война?
И я не успею вырасти.

[Лёлик]

Лелик, я Вас тоже люблю уже
еще,,,

Спасибо

Считалочка

Сто дней, сто ночей,
Плачет город - он ничей,
знаешь, жизни несчастливых
сходятся до мелочей.

Сейчас два часа тридцать восемь минут. Сейчас я сажусь за
стол, беру карандаш и пишу тебе то, чего от меня не ждут. А
если ждут, ты когда-нибудь передашь. Море плясало и дождь над
ним причитал. Я этого не писала. Ты этого не читал.


Когда-нибудь он выходит ее встречать. Он надевает куртку,
берет собаку, на лестнице
недовольно пинает банку и вежливо отвечает, который час. До
остановки, в общем, недалеко, но он шагает медленно,
отражаясь, в широких мелких лужах, от листьев ржавых, в
колючем небе, бледном, как молоко. Он впитывает
разрозненный звукоряд, прозрачный несезон, холодок по коже,
он думает, что любимые все похожи на мелкий дождь,
танцующий в фонарях. Он думает, что они все похожи на
неоновые змейки на мокрых крышах, на то, как осторожно на
руку дышат, когда оно несильно обожжена.
Она его обнимает. Слегка сипя, здоровается. Бросает собаке
коржик. Он думает, что любимые все похожи и улыбается этому
про себя.

Когда-нибудь, например, через пару дней, она сидит в автобусе,
как живая, опасная, как
собака сторожевая, когда добыча распластана перед ней.
Она сидит и внутри у нее все лает и смотрит глазами цвета, как
жидкий йод. По радио какой-то мудак поет: "Ах девочка моя,
ла-ла-ла-ла-лайла, ах девочка моя, ты такая злая, как будто он
совсем тебе не дает."
Она подходит к выходу, словно зомби. И слезы в ней дрожат,
будто зерна в зобе,
Она ревет, вдыхая прогорклый смог, двадцатилетний лоб, а
точнее лбица, как будто весь мир
старался к ней продолбиться, а этот придурок смог. И заяц жил,
и лисица жила, и львица - а медведь пришел и разрушил весь теремок.
Она стоит и коса у нее по пояс. И щеки мокры от слез. А у любви
есть тот, кто попал под поезд и тот, кто забрызган грязью из-под
колес.

Когда-нибудь мы сидим с тобй вшестером - ты, я и четыре
призрачных недолюбка и лунный свет, и моя голубая юбка, и
дымный и негреющий костерок. Когда-нибудь мы сидим с тобой
у огня и ты говоришь мне: "Слушай, кто эти люди?" И я отвечаю:
"Это все те, кто любят или любили неласковую меня." И я
говорю: "Вот этот отдал мне год, а этот два, а этот платил
стихами, которые внутри меня полыхали и отражались
строчками у него. Полсотни месяцев, сотни живых зарниц,
бессонных и счастливых глазных прожилок - которые я тогда у
них одолжила и вот сейчас должна всё прожить за них. Вот
видишь, складка, горькая, пожилая, вот слышишь - смех
неистовый, проливной - ты думал, это было всегда со мной, а
это я кого-то переживаю."
Быть может и сама того не желая - но вечно, как и водится под
луной.

Время - наверное пять с хвостом. Острым карандашом этот
текст написан о том, что всё будет хорошо.
И острием самым подведена черта.
Я этого не писала.
Ты этого не читал.

(с) Алька Кудряшова

[Лёлик]

Она грустит каждый вечер
И рискует зажечь сигарету,
Чтобы сразу ее потушить.
Тянет одеяло на плечи
И пишет себе запреты
На грязных листьях тиши.
Она не любит белые ночи
За их неровные строчки
На размазанных улицах снов.
Вчерашний день просрочен
И бьет следами по почкам,
Ссылаясь на сталь дворов.
Она просыпается утром
И рада, что прожиты сутки
Под приторным знаком "вчера".
Часы разделяют минуты,
И кажется: жизнь - это шутка,
А действия в снах - игра.
Она плавит зажигалкой день.
Попытки одуматься - глупая цель.
Ее изменить невозможно,
Она ведь ответит, что думать ей лень.
С холодным вниманьем посмотрит в прицел,
Но в глазах промелькнет осторожность.

Ей не_плевать на прошедшие встречи.
Ее "Я" просыпается только под вечер.
(с)

[Лёлик]

Мне бы только выжить, пока не придет зима,
Закупорит в лед, расстоянье – в три параллели…
У майских ночей – еще зеленее ели,
…Твой далекий голос сводит меня с ума.
Твой причудливый взгляд – не дырявит меня насквозь,
Мне от этого легче, конечно… Но по привычке
(Я и раньше любила играть в запретные спички)
Я вонзаю в себя этот ржавый гвоздь.
Вот бы томик стихов твоих мне заучить наизусть.
Целый месяц до отпуска. Нервы – почти железка.
Я теперь другая к прохожим. Резкая.
А там, за неделю, я без тебя научусь.
У моей души – продырявлена вся корма.
Каждой ночью кажется, что ты значительно ближе.
Но у меня установка – попробовать
выжить.
Не звонить тебе больше.
И не сойти с ума.

© Copyright: Наталья Озерицкая

[alison]

Всем из этого топика.Сижу на даче ,захожу в топик,а тут такие подарки!!!!Ненадолго в городе и вот.......вношу свою лепту...

Я дарю тебе к светлому празднику множество
всяких странных вещей: звон нежданных звонков,
запах блюд, не сготовленных вовсе, и мужество
ни о чем не жалеть... и охапки цветов,
не проросших еще, ароматных и бархатных,
удивленье, надежду на добрую весть,
вид из окон (еще до сих пор не распахнутых)
на дорогу (которая, может быть, есть).
Булат Окуджава 1967



Листопадло
Лапистод, полистад, пистолад,
стапидол, пилодаст, аподстил...
Сквозь осенний намут вспоминаю услад
твоих огненных буг. Я простил
ствоковар, ствозлодей, ствобезум,
ствокощун!
За окном - далистоп, падолист...
Я ищу тебя всюдло, я весь трепещу,
словно ветром оторванный Лист*.
...Дождепадло, намут непроглядный, тамун,
камнепадло в ущельях и с крыш. Листопадло.
За ним - снегопадло. Кому
ты, мое звездопадло, искришь?..

( Юнна Мориц)



Влечет в суету вокзала
Нас, как мотыльков к огню...
Прощаясь, ты мне сказала:
”Я вечером позвоню”.

И вечер спешил навстречу,
И поступь его легка.
Что делал я в этот вечер?
Я ждал твоего звонка.

И город мерцал огнями,
А утром тушил огни.
И время мелькало днями –
В неделю сложились дни.

И, может быть, от безделья
Просилась к строке строка...
Что делал я всю неделю?
Я ждал твоего звонка.

Уж так повелось на свете –
У времени скорый бег.
И как-то на радость детям
Умыл землю первый снег.

Подошвами снег замесят.
Заметят – зима близка.
Что делал я целый месяц?
Я ждал твоего звонка.

...Давно уже спим ночами.
И мода давно не та.
Привыкли давно к молчанью.
Лишь рвутся стихи с листа.

За окнами – непогода.
Я грею в руке бокал...
Что делал я эти годы?
Я ждал твоего звонка.

И, падая, ветром срезан,
Последний листок дрожит...
И прожит уже отрезок
Длиною всего-то... в жизнь...

Лишь нота одна не спета –
Загадочна и тонка...
Что делал я в жизни этой?
Я ждал твоего звонка.
А.Духовской

Милая, ты волосы мне не взъерошишь:
Там давно уже пустошь местами колючая...
Я перестал пересказывать прошлое,
А, заодно, и пророчить грядущее.



Я перестал пересказывать прошлое,
А, заодно, и пророчить грядущее.
Оно, если и будет, то только хорошее,
А, если и нет - то, возможно, и к лучшему.

Я перестал доверяться случаю,
Тем более, тупо успехи планировать.
Удача - вещица тонкая, штучная.
Она - не овечка, ее не склонировать.

Я перестал и казнить, и миловать.
Причем неожиданно, как-то сразу.
Мне сказали: у каждого где-то есть милая
Не только сердцу - душе и разуму.

Я перестал выслушивать мнения
Каждого, кто в толпе, и всех отдельно стоящих.
До онемения чувств, до полного исступления
Я думаю о тебе все чаще и чаще.

А что реже пишу, так это от лености.
Время взяться за дело, да перо - не тяпка:
Вокруг такая переоценка ценностей -
Впору открыть антикварную лавку.

Держать в ней всё, что имеет цену,
А если менять, то достойно и чинно.
Подобное подобным лечил Авиценна
Известный в народе, как Абу Ибн-Синна.

Хлеб и вино, да фонарь керосиновый.
Стол дубовый. Лавки. Гитара звенящая.
А в сенях, как положено, кол осиновый
Для всех, кто ломится в моё настоящее.

31.12.2005,С.Данилов.

[alison]

Все непреложней с годами, все чаще и чаще
я начинаю испытывать странное чувство,
словно я заново эти листаю страницы,
словно однажды уже я читал эту книгу.

Мне начинает все чаще с годами казаться -
и все решительней крепнет во мне убежденье -
этих листов пожелтелых руками касаться
мне, несомненно, однажды уже приходилось.

Я говорю вам - Послушайте, и не печальтесь -
и не скорбите безмерно о вашей потере,
ибо я помню, что где-то на пятой странице
вы все равно успокоитесь и обретете.

Я говорю вам - не следует так убиваться,
вы погодите, увидите, все обойдется -
ибо я помню, что где-то страниц через десять
вы напеваете некий мотивчик веселый.

Я говорю вам - не надо заламывать руки,
хоть вам и кажется небо сегодня с овчину -
ибо я помню, что где-то на сотой странице
вы улыбаетесь, как ничего не бывало.

Я и себе говорю - ничего, не печалься.
Я и себя утешаю - не плачь, обойдется.
Я и себе повторяю - ведь все это было,
было, бывало, а вот обошлось, миновало.

Я говорю себе - будут и горше страницы,
будут горчайшие, будут последние строки,
чтобы печалиться, чтобы заламывать руки -
да ведь и это всего до страницы такой-то.

Ю. Левитанский

[alison]

Какая разница, как это называется,
как уживается с неглупой головой -
когда серебряной струною отзывается
моя душа на каждый вдох и выдох твой.

Какая разница, о чем шептаться кинутся
друзья, соседи и далекая родня,
покуда я в тебе не вижу тени минуса, -
им не понять неадекватную меня.

Какая разница, когда и чем закончится
полет куриный над кукушкиным гнездом,
в какой по счету столб впишусь бездарной гонщицей,
и что с асфальта будут отмывать потом.

Какая разница, когда на землю свалится
моя звезда с невыносимой высоты.
А просто я тебя касаюсь пальцами -
и все неважно, - если рядом ты.
Елена Лазарчук


Ты занят - работой, друзьями, делами,
и мой телефон по неделе ни звука,
как будто бы пропасть легла между нами,
а нам на метро полчаса друг до друга.
Но те полчаса превращаются в пытку,
когда в ожидании время проводишь,
и Парка прядет бесконечную нитку,
а ты не приходишь, а ты не приходишь.

R: Одна из проблем бытия - избыток досуга,
и дом, пустотою наполненный до потолка.
Любовь до востребованья - печальная штука..
И некуда деться, и некуда деться - тоска..

Тоска - беспощадная, злая конфета -
ее облизнешь - задохнешься от боли.
Но я вновь и вновь прохожу через это,
хватило бы силы, хватило бы воли -
не гнуться под градом обидных упреков,
ехидных насмешек, сочувственных взглядов,
чтоб вновь, вопреки предсказаньям пророков ,
на пару часов оказался ты рядом.

R: Одна из проблем бытия - по жизни непруха.
И дом - ожиданьем наполненный до тошноты.
Любовь до востребованья - обидная штука.
Но некуда деться, покуда не явишься ты

Я сильною стану, я вспомню про гордость,
поверю в возможность банального чуда.
И в трубке услышав насмешливый голос,
опять пред тобой унижаться не буду.
В излишних страданиях нет интереса,
долой же под хвост угодившие вожжи:
мой нежно любимый, катись-ка ты к бесу -
так будет обоим спокойней и проще...

R: Одна из проблем бытия - то место, что свято
не терпит - (природой заложено в нем) - пустоты.
Любовь до востребованья найдет адресата....
Но кто даст мне слово, что им не окажешься ты..
Е .Лазарчук

Было бы глупо пытаться узнать теперь - где он и, главное, кто он мне,
мне, отличающей утро от вечера только по косвенным признакам.
Всё, что я помню о нём - это обморок времени в маленькой комнате,
где "никогда" - допоздна, до тоски, до отсутствия сути. Капризные
мысли слипались и пальцы сплетались, целуя запястья, и верилось -
до послезавтра осталась еще половина... три четверти вечности.
Помнилась странная строчка из старенькой песни - о пепле империи -
пепле его сигарет. Бесконечность опять оказалась конечною.
Чем бы ни тешилось время - веками, годами, часами, минутами,
но наступает пора разговоров сквозь стекла - порой окончательно...
Всё получилось, сбылось, исключительно чудно сложилось как будто бы,
только чего-то не стало внутри... а снаружи всё так же качается
маятник дней и ночей, опровергнув теорию невероятности, -
Значит, прожить в безвоздушном пространстве возможно и нужно - вот только бы
знать, для чего... Бесполезные мысли, как осы над сладким роятся и
пляшут дурацкие танцы - то в вальсе кружатся, то маются полькою...
Знаешь, не знать - это просто и вовсе не больно. И всё-таки, кажется,
что-то упущено, что-то потеряно, что-то раздавлено пластиком
кнопочных буковок и голосов телефонных. Его карандашные
рифмы бессовестно стерты с поверхности сердца сиреневым ластиком
тихих истерик. На карте моих путешествий по сонным признаниям
и обещаниям нежности нет ни флажка, ни названия города -
было бы глупо... всё было короче гудков, означающих "занято"...
Всё пролилось полнолунием в окна бессонного поезда скорого.

Галина Давыдова


Я давно не писала тебе, и вот - отдаю должок,
отправляю по старому адресу свежий конвертик.
Что сказать для затравки? Я - на удивление хорошо.
Спросишь, как сердце? Да, бывает, что ноет сердце.
Почему так долго молчала? Ну-у... пыталась сбежать,
полюбить чьи-то чужие руки, губы и грезы.
Даже пыталась зарезаться - естественно, без ножа.
Потом врубилась, что это все несерьезно.
Ну а ты-то - как? Надеюсь, вполне здоров
и чуешь осень каждой порой и каждой фиброй.
Я, как обычно, грешу обилием вводных слов -
извини. Что-то сегодня башка - тяжелее гири.
Работаю потихоньку. Дочка, конечно, растет,
как и твоя - да куда ж они денутся, дети?..
Вот вчера переслушала песню про парусный флот -
Б. Г. тогда был еще без напряга светел.
Все, спать. А то от монитора слезятся глаза.
Кстати, если получится, приеду в начале мая.
Собственно, я все та же... Умершая пару лет назад
при виде тебя на станции "Белорусская-кольцевая".

2002 г.
Е.Молочникова

[alison]

А сегодня, 9 января 2005-го, я сижу с тобой, друг мой, в "Чашке", и между нами - не километрищи от Птр до Фриско. Мы даже коленками соприкасаемся под столом - расстояние дыма сигареты, не более... И у меня нынешней, не тобой переломанной и кое-как сикось-накось склеенной, есть все возможности за милой беседой вспоминать, вспоминать... и улыбаться про себя. Улыбаться собственным когдатошним пылкости, нежности, глупости, решительности, крэйзанутости. Я уже никогда не смогу так, как с тобой. Просто потому, что стала старше, жестче, спокойнее.
За все это тебе - самое искреннее спасибо, кхы. Правда.
К.Молочникова.

А что не допивали - то днем лакали, ходили, глупо тратили проездной, смотри, какое утро над облаками твои глаза наполнит голубизной, смотри, как солнце плавится жидким медом, щекочет, жарит спину под рюкзаком, а ты читаешь Канта и Айрис Мёрдок, и собираешь всех, с кем уже знаком. А по ночам ты смотришь, как в мути рыхлой проклевывается ласковый вздох дневной. У кошки девять жизней - и кошка дрыхнет, тебе подобной роскоши не дано. Автобусы толкаются, входят в штопор, отдал долги - свободен до четверга. Ты любишь не того, кто был создан, чтобы, а тех, кто пока не знает: а нафига?
Часы скрипят десятками коростелей, твой мир прожорлив, сладок и невесом. Страшней всего - проснуться в своей постели, смешней всего - забыть, что такое сон. Там наверху, резвились, воткнули штепсель, проводка погорела ко всем чертям, портвейн дешевле выжаренных бифштексов, гитарные аккорды важней, чем театр. Бежишь, забыв про все синяки и ранки, и куришь, что настреляно, на ходу, питаясь хлебом, сыром и минералкой, чтобы не тратить время на ерунду. И это от восхода и до восхода, для пересохшей глотки вино - вода, и алгебра карманных твоих расходов проста, как ветер, треплющий провода.
Разбрасывай дороги свои, нанизывай, болтайся в переулках с пустым мешком, наручный этот стрелочный механизм - обычный компас с вытертым ремешком. Не бойся это всё растрепать, растренькать, и не баюкай прошлое на груди, любая стрелка - это всего лишь стрелка, дорожный знак - не хочешь, так обойди. Не стоит полагать, что удача - агнец, заведомо назначенный на убой. Когда-нибудь ты просто получишь адрес и список тех, кого ты берешь с собой.

Царапает внутри от лихого звона, от язычков невидимого огня, на форуме небесного произвола какая-то невиданная фигня. Админ - уснул, ушел, вероятно запил, а может, ему попросту не с руки. Цензура погибает, ход тем внезапен, не стоит думать, как дальше жить с таким. Не стоит думать. Точка. Конец строки.
Судьба твоя резвится, меняет ники, флудит безбожно, и на язык остра. Ее ладони вымазаны в чернике, ее ветровка - в ссадинах от костра. И знаешь - сколько жизней она заспамила и под себя подмяла и подгребла вот этой злой сердечной твоей испариной, твоей отрыжкой едкой из-под ребра... Их тысячи - зависимых и отвественных, неистово боящихся потерять твои слова, твою золотую ветренность и обморочную непрожитость бытия.
Пока ты трешь ладони за грязным столиком, пока ты гонишь мысли свои взашей, все те, кто сочиняет твою историю, сотрут еще немало карандашей. Они ломают нимбы, пыхтят и корчатся, а ты даже не пробовал позврослеть, и им еще поплачется, похохочется, и восхищенно выматерится вслед. Как ни крути - всегда девятнадцать лет.
Пока они там возятся в голубиных своих небесных сферах и чертежах - дай Бог тебе ни с кем не делить любимых и уходящих за руку не держать. Дай Бог тебе не видеть ночных кошмаров, не захлебнуться в логове мертвых фраз. У кошки девять жизней - но кошке мало, а у тебя одна - и тебе как раз. Дай Бог, чтобы в глазах твоих не мелькало безвыходное жалкое "Если бы", дай Бог тебе кроить по своим лекалам податливое туловище судьбы. Пиши, как есть, без жалости, без запинки, не будет, не придумано девяти.

Не даст Господь - так сам разбивай копилку, раскрыть секреты, по уши в них войти,
Расходовать, что выдано, до крупинки. Не думая, что может и не хватить
Аля Кудряшева