Путь мамы к сыну

[SvEdo]

Спасибо. Очень ждём продолжения)

[Стрекоза85]

"с учебой т-т-т проблем никогда не было, но вот отношение к матери, к женщине у нас таааааак хромает, что я просто плАчу иногда от бессилия... "

к сож это еще и отношение к женщине в обществе в целом влияет..... щас то гораздо лучше стало, чем было в советское время например, но все равно подростки же видят как презрительно многие мужики к бабам, материться при женщинах в транспорте не стесняются и прочее... подростки слизывают это все и поведение и отношение хамское.... опять же повторюсь: стало лучше чем раньше, но вот я не знаю в нынешних школах есть такой предмет как этика поведения?.... как еще их учить? конечно те ребята, кто читает Толстого и Достоевского скорей всего с уважением к ЖЕНЩИНЕ, но наших с вами травмированных детей только на примере в СЕМЬЕ можно научить наверно....

[Dафна]

"с учебой т-т-т проблем никогда не было, но вот отношение к матери, к женщине у нас таааааак хромает, что я просто плАчу иногда от бессилия... "

к сож это еще и отношение к женщине в обществе в целом влияет..... щас то гораздо лучше стало, чем было в советское время например, но все равно подростки же видят как презрительно многие мужики к бабам, материться при женщинах в транспорте не стесняются и прочее... подростки слизывают это все и поведение и отношение хамское.... опять же повторюсь: стало лучше чем раньше, но вот я не знаю в нынешних школах есть такой предмет как этика поведения?.... как еще их учить? конечно те ребята, кто читает Толстого и Достоевского скорей всего с уважением к ЖЕНЩИНЕ, но наших с вами травмированных детей только на примере в СЕМЬЕ можно научить наверно....

Про детей из системы и речи нет - всё понятно...
Так мой-то нетравмированный, залюбленный, впопузацелованный... И Достоевского, и Толстого читает... Но пример берет с Невзорова Александра Глебовича, который пропагандирует нелюбовь и неуважение ко всему, кроме себя (
Автор, извините, что в Вашей теме.

[Ермалашка]

Про детей из системы и речи нет - всё понятно...
Так мой-то нетравмированный, залюбленный, впопузацелованный... И Достоевского, и Толстого читает... Но пример берет с Невзорова Александра Глебовича, который пропагандирует нелюбовь и неуважение ко всему, кроме себя (
Автор, извините, что в Вашей теме.

А я то все ерялась в догадках, кто всерьез может воспринимать эти бредни

[Sunny April]

Глава пятнадцатая. Им овладело беспокойство, стремленье к перемене мест. (А.С. Пушкин, «Евгений Онегин»).

На календаре всё ещё был сентябрь 2017 года, а адаптация набирала обороты, практически с каждым днём. Сейчас, когда я описываю события тех минувших дней и обращаюсь к своим скудным записям, то с удивлением обнаруживаю у себя некие провалы в памяти.

Со мной всё в порядке (надеюсь), я помню, как меня зовут и прочее, но всё же герой Вицина из знаменитых «Джентельменов удачи» ошибался, когда говорил: «Так не бывает: тут помню, тут не помню». Бывает. Моё сознание удивительным образом выборочно в деталях сохранило то, что совсем не было записано в дневнике, и совершенно изгладило некоторое из того, что было там схематично набросано.

Например, у меня записано несколько слов: «Рассказывает про жизнь в детском доме. Адский ад. И это еще хороший детский дом. Я бы не выжила». Да, теперь я никак не могу вспомнить, что же именно мне говорил С. в тот период на эту тему, но благодаря этой записи я вспоминаю, что он мог между делом, а чаще перед сном рассказывать про их житье в детском доме. Я слушала его в тихом ужасе, примеряла эти условия на себя и понимала: я бы не выжила просто морально. У них была замечательная директор, поэтому настоящих зверств там не было. Но и то, что я узнавала, было страшно для меня.

На тот момент у нас с ним стало меньше так называемых «телячьих нежностей», С. как-то немного обособился от меня. Конечно, он тогда все равно очень нуждался в телесном контакте, чтобы его приласкали, погладили, обняли, и я ему это давала. И в то же время он пытался демонстрировать свою независимость.

Однажды я уехала на целый день по делам и вернулась только вечером. С. это не понравилось, он уже привык, что я дома и всегда с ним после школы. «Ты меня бросила!» - заявил он мне по приезду. Я удивилась, а как же первые полтора месяца он относительно спокойно почти все будни оставался с бабушкой, а тут такая реакция из-за одного дня (только потом я узнала, как ему давались эти дни, и дело было не в бабушке). Попыталась ему объяснить, что у меня бывают дела, что мне придётся рано или поздно выйти на работу, меня не будет дома днём, что многие так живут… С. был недоволен.

Он встретил меня тогда с электрички, уже стемнело, и мы шли по пустынной улице в свете фонарей. «И вообще я убегу и буду жить с бомжами!» - с вызовом сказал он и с выжидающей улыбкой посмотрел на меня, начиная отставать на ходу, делая вид, что уходит.

Я мысленно послала привет моей опеке. Перед гостевым они пытались меня напугать похожей историей, как приемный подросток угрожал семье, что убежит. Не испугали, зато я успела подготовиться. Конечно, настоящего «бегунка» это бы не остановило, но вот что нам помогло.

Я с участием сказала С.:
- А куда ты хочешь убежать? Давай я тебя на машине отвезу.
С. посмотрел на меня с удивлением и ответил, что не скажет.

- Понятно. То есть тебе важно не то, чтобы попасть в какое-то конкретное место, а чтобы ты сам убежал, а я не знала, где ты находишься, и беспокоилась?
С. торжествующе кивнул.

- Хорошо. Теперь давай разложим. Как только ты убежишь, я буду обязана тут же сообщить опеке и полиции, что ты пропал, тебя будут искать и найдут. Да ещё на учёт в детской комнате милиции поставят.
- Ну и пусть ищут.

- Хорошо, теперь давай подумаем, пока тебя будут искать, где и с кем ты будешь жить? Где ты будешь спать? У тебя дома удобная чистая постель, своя подушка. Ты видел, где и как спят бомжи? Вот мы с тобой сейчас идём, и на улице темно и холодно!
- Ну и что.

- Давай подумаем, где ты будешь мыться? Ты ведь привык регулярно мыться. А как часто и где моются бомжи? Где ты будешь стирать трусы, одежду, где брать чистую? Три раза в день, а то и больше, надо кушать. Ты ведь часто ешь, растешь. Что и на какие деньги ты будешь есть?
- Думаешь, я ничего не умею? Я в детском доме кое-чему научился! Я могу любую машину открыть. И твою тоже!
«Вот зараза!» - подумала я.

- Откроешь, а ведь везде сигнализация. Ты тут же спалишься, за тобой погонится полиция. Поймают и посадят.
- Не поймают.
- Ещё и не таких ловят…
- А я от них на дерево залезу!

Стало быть, на сегодня тема себя исчерпала, подумала я. Так и уболтала я его на тот раз, закончили мы этот разговор и пошли мирно домой.

Я ещё не знала тогда, что ребенок, привыкший выживать среди опасности даже дома, привыкает к этим острым ощущениям и стремится вновь их испытывать. Нам может показаться странным, но когда в новой семье тихо, спокойно, никто не обижает и не бьёт его, он стремится снова создать эту обстановку. Тем более С. – ему с детства приходилось убегать от пьяной мамы раздетым по холоду, бояться пьяного сожителя тёти, убегать от пьяного опекуна. А тут вечером перед сном просто целуют, гладят – это же ни о чем. Нужны крики, скандалы!

Вернее, в теории нам это как раз говорили в ШПР (а я слушала в пол уха – у нас-то такого точно не будет!), и историю С. я узнавала всё больше, но сопоставить одно с другим как-то не приходило в голову, я действовала на ощупь.

А может, ему хотелось проверить, если он убежит, будет ли этим взрослым тоже на него наплевать, как и тем, другим, раньше? В общем, причин могло быть множество.

Вскоре в один из следующих вечеров перед сном С. заявил мне, что он сейчас оденется и уйдет в ночь на остановку у окраины города, которую обступает лес. Лучше он там останется, чем тут у нас.

Я опять выступила в роли нейронных связей в его мозгу. Сам С. ещё не мог просчитывать причинно-следственные связи, предвидеть последствия, и нужно было делать это вместе с ним.

Не налагая прямого запрета на его свободное перемещение, ибо это вызвало бы у него протестное поведение из принципа, я начала ему в красках расписывать возможные последствия.

- Понимаешь, в такое время вряд ли там будут люди, которых не стоит опасаться. Скорее, наоборот. Давай подумаем, кто там может оказаться.

Например, педофилы-гомосексуалисты. Тут я с применением физиологических терминов рассказала ему, что и как с ним могут сделать в этом плане. После чего уже вряд ли отпустят и оставят в живых.

Решимость С. к приключениям прямо сейчас явно поуменьшилась, но я ещё не закончила. Даже если повезёт и там не будет таких персонажей, то ведь детей могут воровать на органы. Заговорят, предложат ночлег, и с концами.

- А я курю, я на органы не гожусь, - искал лазейку С.
- Так знаешь, сколько даже взрослых мужчин и женщин прямо сейчас находятся в трудовом рабстве! Регулярно всплывают такие истории, когда люди годами где-то в бараках работают за еду. И их только случайно могут найти или чудом кто-то сбежит. Неужели ты хочешь себе такое будущее? На органы не годишься, зато работать можешь вполне!

С. подумал, посмотрел в темное окно и сказал: «Нет, лучше я дома ночевать останусь!»

После таких разговоров я гордилась собой и думала: это и есть адаптация? Ну так мы легко справимся!

Какая же я была тогда наивная.

[SvEdo]

Автор, я восхищаюсь Вашим самообладанием, выдержкой, терпением и мудростью. Молю Бога, чтобы у Вас все получилось!

[Sunny April]

Спасибо, нам это очень нужно.

[Sunny April]

Глава шестнадцатая. И это пройдет.

Одна из лекций в ШПР была посвящена адаптации детей, перенесших жестокое обращение до прихода в приемную семью. Ведущие рассказывали, что ребенок, которому не доставалось позитивного внимания от старших, а в основном небрежение и особенно – побои, когда провинился или просто попался под руку, может твёрдо усвоить: бьёт – значит, любит.

То, что в приемной семье его будут обнимать, целовать, он не сразу примет как любовь, для него это слишком пресно. Ему нужны сильные ощущения, и он будет их упорно добиваться. При этом он очень быстро нащупает болевые точки взрослых, и будет мастерски воздействовать на них. Так мастерски, что удержаться, чтобы не ударить его, будет очень сложно. Он гораздо опытнее на этом поле брани и будет транслировать свою установку взрослому: все бьют, и ты будешь бить.

Приводился пример из практики, когда взрослые попались стойкие и не били. Ребенок при этом подходил к открытому балкону и кричал на улицу: мамочка, не бей, мне больно! Так он пытался убедить окружающий мир, что его всё-таки любят.

Я вполне допускала, что такое возможно где-то, у кого-то, но не особо слушала лекцию: у нас-то такого точно не будет!

Спустя некоторое время я стала посещать ресурсную группу для приемных родителей, где люди откровенно делились, как у них проходит адаптация. Слушая, что их раздражает в ребенке, я удивлялась – ерунда какая-то! Как можно на это злиться? Тут же всё очевидно, почему ребенок делает то или это… Да и вообще это мелочи какие-то. Вскоре я поняла, что во время адаптации раздражать может абсолютно всё.

Вот такое длинное вступление. К чему я всё это написала? Да, именно к этому: у нас такой этап тоже был.

На календаре по-прежнему был сентябрь 2017 года. После достаточно долгого медового периода я с удивлением уловила, что временами С. как-то провокативно себя ведёт. Причем это действительно были какие-то мелочи: дурачится, делает вид, что не слышит, выполняет просьбы наоборот, затормаживается не вовремя, ходит с глупым выражением лица, передразнивает меня, по-дурацки хихикает. Что-то было и ещё, чего я уже не вспомню и про что у меня в дневнике краткая запись: «Показывает мне характер как дома, так и на людях, дурачится, капризничает, вредничает». Именно на тот период это были какие-то такие мелочи. Например, достать из носа сопли, положить их себе в рот, плюнуть ими в меня и поржать при этом.

Но объяснить воздействие его поведения на меня, на мою психику я не смогу и сейчас, как это срабатывало: на секунду перестала себя контролировать в ситуации, отключилась и… ударила его. Очнешься – а уже случилось, как произошло, сама не понимаю.

После одного удара С. тут же успокаивался, либо выглядел обиженным и говорил жалобно: ты меня бьёшь! Мне больно!

В один из первых таких случаев я испытала ужасную вину, и тут же уловила, что дальше С. пытается мной манипулировать посредством этого чувства. Для меня было открытием, какая же это многоходовая игра: довел до нужного состояния – ударили – передо мной виноваты – манипулирую – получу, что хочу.

Пресечь сразу всю эту схему было не в моих силах, поэтому я решила справляться с ней поэтапно. Я сказала С.: «Я была неправа, что ударила тебя, и прошу за это прощения. И на этом мы ситуацию сейчас закрываем. Но ты сам добивался того, что случилось». На какое-то время пришлось держаться хотя бы так: если я сорвалась, то прошу прощения, и мы по возможности проговариваем то, что случилось. Я решила не испытывать чувства вины, чтобы не загнать себя окончательно.

Да, нелегко тогда было! Странное это состояние – адаптация. С. мог доводить меня по очереди разными способами и день, и два, и вроде уже я выстояла и молодец, и тут вдруг что-то оказывается последней каплей, и он опять получает свое.

Дело осложнялось ещё тем, что адаптация накрыла и мою маму, причем уже в августе и сильнее, чем нас всех. Вредное поведение С. особенно действовало на нее, и в такие моменты она говорила мне: «Посмотри на него – ему же на всё наплевать. Сколько ты всего делаешь для него, он ничего не ценит! Сколько ты вложишь в него времени, сил, здоровья, нервов, денег, и всё – впустую! Откажись от него, не трать время!» Так что приходилось ещё и маму успокаивать, что это пройдет. А пройдет ли? Отселиться под свою крышу тогда не было никакой возможности.

В один из его выкрутасов С. ответил на мой вопрос, который я ему стандартно задавала: зачем ты себя так ведёшь?
Он свернулся в комок на кровати, укрылся одеялом с головой и со слезами в голосе крикнул: всё равно рано или поздно вы от меня откажетесь!

Он же у меня возвратный! – заново вспомнила я. Да, и про такое предупреждали: возвратный ребенок настолько боится такого внезапного повторения, что решает сам поскорее довести семью, чтобы его вернули, при этом он как бы сам контролирует процесс.

- Я не хочу тебя возвращать, но если ты будешь этого так усердно добиваться, у меня может не хватить сил. Я тоже живой человек. Неужели ты действительно хочешь в детский дом? Тогда давай сделаем всё мирно, к чему эти мучения. Но подумай, какое будущее тебя там ждёт, - говорила я ему. Если в такие моменты я пыталась обнять его, то С. какое-то время держал мою руку в своих, перекладывал ее между своими руками и потом с силой отталкивал.

В другой раз после наказания С. улёгся на свою кровать лицом к стене, укрылся одеялом с головой и стал говорить: «Меня тут бьют, лучше я в детский дом пойду жить! Или нет, лучше умереть. Да, лучше умереть! Завтра пойду и прыгну с моста!» При этом он стал быстро и надрывно дышать, всхлипывать. Как он плачет по-настоящему, я уже знала, поэтому поняла, что все же притворяется.

Через наш город проходит железная дорога, в одном месте – по очень высокому мосту. Он пролегает над автомобильной дорогой с постоянным движением в два направления. Если прыгнуть, то можно разбиться с большой вероятностью или попасть под автомобиль, чтоб уж наверняка.

Да, ситуация была аховая. Никто ещё не предупреждал меня о завтрашнем самоубийстве, причем по моей вине. По голосу С. я слышала, что он пытается меня напугать и ждёт моей реакции, а жить всё-таки хочет.

Я вспомнила, как к нам в ШПР приходили на беседу приемные родители, семейная пара, и рассказывали, как у них что проходило. Муж и жена работали сменами по очереди, и по очереди оставались с детьми. И мужчина рассказал на просьбу поделиться чем-то страшным, что однажды он был на хозяйстве, а шестилетняя приемная девочка сказала: вы тут надо мной издеваетесь, я с собой покончу. Как он перепугался и стал звонить жене на работу. А что они тогда сделали? Не помню! Что бы они не делали тогда там, чтобы убедить ту девочку жить, у нас здесь с С. будет сейчас как-то по-своему…

[Sunny April]

Как и многие подростки, он наверняка думал, что смерть может случиться с кем угодно, но не с ним. А я думала, что из вредности, по глупости он нарочно может сделать что-нибудь запретное. Попробуй ему скажи про какую-нибудь мелочь: не делай этого, и он тут же это сделает.

Я сидела на стуле у его кровати, С. лежал ко мне спиной и молчал. Из-под одеяла показалась его макушка, и я смотрела на нее. Сколько же пришлось ему вынести, что он находится теперь в таком состоянии!

Не знаю, как звучал мой голос, когда я начала говорить ему, что он, конечно, вправе распоряжаться своей жизнью, что держать подростка за руку круглосуточно я не смогу, что он найдет время и способ сделать желаемое… А в психушку мне его отдавать не хочется, чтобы там привязывали к кровати и кололи непонятно чем.

Но я очень хочу, чтобы ты жил и рос у меня, хочу видеть, как ты растешь, и чтобы жил потом долго.

С. на это огрызался, что я его бью, и как ему тут жить. В то же время в его голосе звучало: «уговори меня». Я отвечала, что сожалею и извиняюсь. Но всё же ты сам целенаправленно добивался такой реакции. И называть это наказание «бью» по сравнению с твоей предыдущей жизнью – слишком громко. Давай стараться вместе, чтобы такого не было.

На ночь С. простился со мной довольно прохладно. Утром он проснулся в хорошем настроении, перед уходом в школу обнял меня и сказал на ухо: «Мама, не бойся за меня». «Хорошо», - ответила я.

Схожая схема работала у нас потом долго: периодически по вечерам на С. что-то находило, у нас были всевозможные эмоциональные разговоры, правда, уже без таких угроз. По утрам он просыпался в адекватном состоянии и сам просил прощения.

Сказать ли, что на этом мы смогли справиться и забыть про травматичный опыт побоев из прошлой жизни? Нет. С различной интенсивностью это продолжалось много месяцев, а я срывалась. Проговаривали с С., что ему необязательно просить у меня именно наказаний, чтобы убедиться в моей любви. Он продолжал провоцировать.

Однажды я пришла одна к его психологу с мольбой: «Что, ну ЧТО мне делать? Он вынуждает меня наказывать его физически». Психолог с сочувствием посмотрела и сказала помимо стандартного «понимаю, что тебе очень тяжело»: «Понять, что это его сценарий жизни, и он так живёт».

Я пошла понимать. И с удивлением поняла очевидное, что ведь С. в течение всей своей жизни подвергался побоям, везде. У кровной мамы, от сожителя тёти, у опекунов, в приюте, в детском доме от старших. Всегда и везде. А ласки не видел. Поэтому побои – это для него признак внимания и телесный контакт. А если он меня обнимал, то до хруста моих костей. Ему было нужно всё по-конкретному, чтобы почувствовать.

Ну что же, теперь это – благополучно пройденный этап. Почти год регулярной работы с психологом, разговоров, объяснений. Иногда, когда я теперь целую С. перед сном, он может пищать: «Ай, больно! Бьют! Ай, больно, бьют!» и так с каждым поцелуем. Сейчас уже я могу от него отшутиться: «Не ври давай!»

И совсем недавно он сказал, что вёл себя так, чтобы испытать меня. Как я буду себя вести, побью ли его, хотел обратить на себя таким образом внимание. От себя могу добавить: не всегда у него это было осознанно.

Но конечно, и это было ещё не всё про адаптацию.

Хочется закончить чем-то добрым. Даже не знаю, что это за период у нас сейчас проживается – С. часто подходит и тычется головой мне в живот. Или голову к моему животу приложит, замрет и что-то там выслушивает. Подшучиваю, что в животе он уже не поместится.

[Ольга Ёжик]

Можно предположить. За всю свою жизнь хоть сколько-то защищенным С. чувствовал себя в утробе матери, там он изо дня в день слышал все эти звуки, которые теперь пытается уловить, приложив голову к Вашему животу. Это было из всей его жизни до встречи с Вами самое счастливое, сытое и безмятежное время, без боли и горя. Мне кажется С. уже верит, что всё у него будет хорошо и что его любят, Вы вернули ему это чувство защищенности, а он нашел способ, как его ощутить и даже насладиться, напитаться эти чувством. Спасибо за С. и за то, что пишите.