Путь мамы к сыну

[Sunny April]

Глава тридцать восьмая. Дай мне послушать твое сердце.
Наконец пришла и наша очередь быть детьми. Нас рассадили на пуфиках, а всех остальных вывели. Мы сидели, закрыв глаза. Если в остальные роли я вошла как-то сразу, то тут было туго. Или так казалось. Я наконец поняла о себе, что мне – девять лет, в детском доме я живу 4-5 лет. И больше ничего я о себе не знала. Справа рядом со мной сидел мужчина, сначала спокойно. Потом он стал вдруг постукивать ногами об пол, и как-то ёрзать. Меня это стало раздражать, и я на всякий случай предупредила: «А теперь я хочу сделать так», и пихнула его в плечо, чтобы он успокоился. На этом предупреждения закончились, а роль прилетела знатная. Я оглядела контингент вокруг себя и поняла, что вокруг все пятилетки, а я самая старшая. У меня шансов попасть в семью меньше всех. И это меня злило. Мне хотелось активных действий, кого-нибудь задрать, а эти хлюпики сидели все какие-то пришибленные и ни на что не реагировали.
Пришли сотрудники опеки и важно расселись на своих местах. Вроде как они были далеко, но имели над нами большую власть. Скажут «нет» приемным родителям, и будешь тут сидеть всю жизнь. Пришлось притихнуть. Себя я чувствовала совершенно бесправной, полностью подчиненной чужой воле чужих взрослых. Никому на этом свете не нужной.
И вот вошли кандидаты. Они вошли весело и решительно. У них была возможность учесть ошибки всех предыдущих, и они были во всеоружии. Я пристально на них смотрела, и мне захотелось вывести их на чистую воду. Так ли вы в себе уверены, как вам кажется?
Пока они заходили, я пихнула мелкого справа локтем в бок и сказала ему, хихикнув: «Смотри, вон следующие идут!» Но он молчал и пристально смотрел на вошедших. Мальчик сильно нервничал, и сидя топал ногами. Я пихнула его ещё раз и сказала: «Да успокойся ты, нервный! Надоел!» Мальчик ненадолго затих.
Одна из девушек, она мне очень симпатизировала в обычной жизни, взяла мягкую игрушку, и обратилась к нам с речью, что они – большая дружная семья, и хотят взять ребенка. Но теперь для меня эта девушка была не она, а чужая взрослая тётя. И эта тётя теперь обращалась к мелким, а меня в упор не видела. Я хотела обратить на себя внимание взрослых, но не понимала этого. Тем более я не знала, как это сделать.
В это время тётя закончила речь и протянула игрушку другому мальчику, слева от меня, приглашая его к разговору. Он ей явно нравился. Я разозлилась на нее и, резко приподнявшись, быстрым движением хотела выхватить игрушку из ее рук себе. Но тётя оказалась быстрее, недовольно сказала «да что такое» и не дала мне забрать ее. Это разозлило меня ещё больше. Я видела, что взрослые избегают на меня смотреть, хотят познакомиться с маленькими, и мне хотелось помешать им.
Кто-то из мужчин обратил внимание на мальчика справа от меня, который топал ножками, и спросил его про возраст. Пять лет. Пойдешь к нам жить? Тут я радостно крикнула: «Не берите его, он нервный. Он уже третий раз ходит. Его берут, а потом из-за этого возвращают». Откуда я это взяла, не знаю, но все это приняли. Взрослые озадачились такой информацией.
Тётя с игрушкой пыталась ещё с нами говорить, но я радостно хамила ей и передёргивала ее слова. Наконец она не выдержала и сказала, что её надо заменить, и отошла к своей семье, никого не выбрав.
Это была моя победа над взрослым. Ага, я так и знала, что верить им нельзя. Я сильнее. Я торжествовала. Но почему вместе с этим меня охватило такое отчаяние: «Ну что же ты не смогла меня выдержать, и теперь уходишь? Почему ты оказалась такой слабой?» И облегчение: к ней идти нельзя, я заранее это проверила и узнала.
Взрослые пытались опять поговорить с мальчиком слева, оказалось, у него тут сестра и он без нее никуда не пойдет. Сколько тебе лет? Пять. А сестре? Тоже пять. Вы двойняшки? Да, вот же она. А что, не видно, как мы похожи? Взрослые замялись. В реальной жизни двойняшки были муж и жена. Девочка вдруг начала по-настоящему плакать от такого внимания взрослых.
Меня раздражали чужие детские слезы и внимание взрослых к другим детям. Я чувствовала все нарастающее волнение, что эти взрослые сейчас наберут кучу мелких детей, а я опять тут останусь. Я заорала, перекрывая все голоса: «Почему вы меня не берёте??»
Это возымело действие, и одна из женщин, стоящих поодаль, подошла, протянула мне руку и сказала: иди сюда. Я радостно вскочила, и первая побежала забивать себе место в этой семье. Всё, на этот раз без меня не уйдут. Я встала слева рядом с этой женщиной, она обняла меня. Я была заметно ее выше, но в роли ясно чувствовала: она – взрослый, я – ребенок. И ещё я слышала, как бьётся её сердце. И меня это очень успокаивало. Мне хотелось стоять так и стоять. Я чувствовала, что эта женщина со мной справится и даст мне защиту.
Мальчик с топающими ножками крикнул мне вслед: «И меня с собой возьми! Я же твой брат!» Избегая смотреть на него, я крикнула: «Не берите его! Никакой ты мне не брат!» Мне не хотелось конкуренции, чтобы брали каких-то ещё детей в семью. Взрослые удивлялись, почему я отказываюсь от родного брата, но я не ощущала, что этот мальчик мне брат.
Сколько детей в итоге решилась брать семья, я не помню. Взяли вроде кого-то ещё. Но до сих пор помню состояние той девочки внутри себя. Ей очень нужно было, чтобы взрослый:
1) Был спокоен и уверен в себе
2) Не боялся того, что происходит со мной. Потому что я сама не знаю, что со мной происходит, и мне от этого страшно
3) Принять меня такой, какая я есть
4) Знать, что со мной делать в такие моменты
5) После всего произошедшего обнять, прижать к себе и дать послушать свое сердце. Меня это успокаивает.
6) Если взрослый меня выдерживает, значит, ему можно доверять
7) Мне придется проверить взрослого таким образом и устроить ему жесть. Но я делаю это не специально и не могу себя контролировать

Первое время после приезда С. часто подходил ко мне сам, когда я стояла или сидела, именно с левой стороны. Обнимал, клал голову мне на грудь и так затихал. Иногда мог сказать: «Твое сердце бьётся». Я вспомнила то занятие, вспоминала себя в роли, обнимала его, и мы так проводили какое-то время, никуда не торопясь. Как-то я все же спросила С., для чего ему нужно слушать мое сердцебиение. Он отвечал: «Не знаю, надо». Постепенно это сошло на нет. Видимо, был пройден и завершился какой-то нужный этап.

[МамаВиталины]

Ей очень нужно было, чтобы взрослый:
1) Был спокоен и уверен в себе
2) Не боялся того, что происходит со мной. Потому что я сама не знаю, что со мной происходит, и мне от этого страшно
3) Принять меня такой, какая я есть
4) Знать, что со мной делать в такие моменты
5) После всего произошедшего обнять, прижать к себе и дать послушать свое сердце. Меня это успокаивает.
6) Если взрослый меня выдерживает, значит, ему можно доверять
7) Мне придется проверить взрослого таким образом и устроить ему жесть. Но я делаю это не специально и не могу себя контролировать

Мне кажется все эти пункты очень важны со всеми детьми, хоть домашними, хоть из системы. И особенно это касается подростков.
Прямо хоть печатай большими буквами и на холодильник вешай, что бы помнить всё время и работать над собой.

[kedra_2017]

вот таких занятия и должны быть в ШПР...как жаль что в большинстве даже половина не так

[МамаВиталины]

kedra_2017, вообще всё не так. Такие крутые школы есть только в больших городах. В регионах только если вдруг энтузиасты встретятся, и сами что то такое сделают. А в большинстве своем занятия ни о чем.

[Люблю САО]

Мне кажется все эти пункты очень важны со всеми детьми, хоть домашними, хоть из системы. И особенно это касается подростков.
Прямо хоть печатай большими буквами и на холодильник вешай, что бы помнить всё время и работать над собой.

Плюс я)
Читаю и поражаюсь мудрости молодой девушки..

[kedra_2017]

kedra_2017, вообще всё не так. Такие крутые школы есть только в больших городах. В регионах только если вдруг энтузиасты встретятся, и сами что то такое сделают. А в большинстве своем занятия ни о чем.

Открою маленький секрет, даже в больших городах (а я живу в Екатеринбурге, и школу закончила на прошлой неделе), вот даже на минуточку не так. Совершенно ниочемные занятия... все два месяца... ни одного занятия "вживую" с примерами, все по слайдам читают... какую то теорию общую... которая не отражает ситуацию с приемными детьми вообще никак

То о чем рассказывает автор, замечательные методики, и я считаю что это реально помогает понять как себя так и вообще всех участников процесса, в т.ч и самого главного участника-ребенка

[МамаШкольницы]

kedra_2017, вообще всё не так. Такие крутые школы есть только в больших городах. В регионах только если вдруг энтузиасты встретятся, и сами что то такое сделают. А в большинстве своем занятия ни о чем.

По следам предыдущего поста.
Живу в Санкт-Петербурге. Пройденная нами ШПР, с психологом 11 занятий по 3 часа. Да, были сценки несколько раз. И дважды приходили мамы, обе не вчера взявшие детей, и не младенцев.
Но в целом, чтоб прям вот так - нет, не было.

[Sunny April]

Глава тридцать девятая. Кто вы такие, и зачем вы испортили мне жизнь?
Было и еще одно (далеко не одно) интересное и познавательное занятие, на котором мы участвовали в упражнении «Волшебный переместитель». Оно позволило нам посмотреть глазами ребенка на его изъятие из кровной кризисной семьи и помещение в ресурсную замещающую семью, побыть в «его шкуре» в течение первого года этих событий. Воспринимает ли он такие изменения в своей жизни как положительные, и благодарен ли сразу новой семье? Как бы я сама повела себя на месте ребенка?

Психологи предупреждают, что проводить такое упражнение самостоятельно, без соответствующего профессионального психологического сопровождения КАТЕГОРИЧЕСКИ нельзя. Я сейчас всё это вспоминаю, пишу, и меня конкретно перетряхивает. В тексте без скобок я привожу примерную речь ведущего. В скобках – свои личные ощущения или пояснения.

Нам дали удобно сесть, закрыть глаза, и помогли войти в такую ситуацию. Я нахожусь у себя дома, в моем любимом месте, момент жизни и свой возраст определяешь самостоятельно. Не обязательно быть ребенком. Мне хорошо и удобно. Больше никого дома в это время нет. В своей семье я занимаю определенное положение и состою в определенных ролях - муж, жена, ребенок, отец, мать и т.д. Даже если есть какие-то неурядицы, мне это привычно, это - моя жизнь. Какое-то время я так пребываю, и чувствую свое состояние. (Комната залита ярким солнечным светом, я лежу у себя на диване. Хоть и есть о чем печалиться, это - моя привычная жизнь).

Вдруг раздается звонок в дверь, и приходится ее открыть. Появляются некие незнакомые люди, олицетворяющие высшую силу, и говорят, что я не могу больше оставаться у себя дома. Меня отвезут в хорошее, замечательное место, где меня ждет новая благополучная жизнь. Мне нужно прямо сейчас встать и пойти куда-то за ними, я еще не знаю толком, куда и зачем. Я не могу от этого отказаться, и вынуждена подчиниться. Мне разрешают взять что-то небольшое на память о своем доме, что я сама выберу. (Я для себя выбрала небольшой альбомчик, в который вложила фотографии всех своих родных). В этот момент изъятия никого из родных дома нет, и проститься лично ни с кем нельзя. Но я могу написать им небольшие прощальные записки. Кому я что напишу, если захочу?

Меня забрали и куда-то везут. Как далеко, на чем – можно представить самому. Наконец привозят к красивому большому дому, навстречу выходит семья – детали дома, сколько там человек, участник волен выбрать сам. Семья радостно меня встречает, все говорят, что очень меня ждали, и мне все рады, теперь я всегда буду жить у них.

Мне показывают весь дом, отводят собственную комнату, выделяют личные хорошие новые вещи. Все члены семьи оказывают в меру сил заботу обо мне. И вот я начинаю здесь жить. Сначала мне дают только часть каких-то домашних обязанностей, дают ко всему привыкнуть. Всё показывают и рассказывают, постоянно говорят, как хорошо, что я теперь живу у них. При этом я ничего не знаю о своей прежней семье, как они живут и что с ними. Если я задаю об этом вопросы, от них вежливо уходят в сторону и ничего мне не говорят. Как я себя при этом чувствую?

Предлагалось представить, как мне живется в этой семье через неделю, через месяц, через полгода и через год (примерно). В течение этого времени все члены семьи неизменно ко мне хорошо относятся и оказывают поддержку. При этом постепенно увеличивается перечень моих семейных обязанностей. Примерно через год мне говорят, что я уже достаточно вписалась в семью, и могу исполнять свои обязанности в полной мере. Что я при этом чувствую, когда мне это говорят? Готова ли я это делать, хочу ли я этого? Как я через год отношусь к тому, что теперь эта семья – моя, я принадлежу к ней. И к тому, что в прежнюю семью я никогда не вернусь. Хочу ли я узнать, как они живут без меня, и что с ними происходит? Что я чувствую, если у меня по-прежнему нет такой возможности – узнать, и тем более - увидеть?

Какое-то время нам дали еще побыть в этом состоянии и вернули в привычную жизнь. Да, это было мощное потрясение для всех и приобретение совершенно другого видения.

Я никак не могла понять, почему я должна куда-то уходить из родного дома, мысленно убегала и физически сопротивлялась. Но высшие силы в звуковом обличье голоса ведущего перенесли далеко, очень далеко от привычных мест. Это было около двух часов на самолете, и вернуться сама я никак не могла. Во время дороги я сначала хотела сбежать. Когда поняла, что это невозможно, впала в какое-то непонятное оцепенение.

Дом, в котором мне предстояло жить, был большой, красивый особняк. Семья была многочисленная, дружная, замечательная во всем, кроме одного – она была совершенно чужая. Я ненавидела их за то, что они есть, что это они вырвали меня из моей привычной жизни, из моего родного дома! Если бы не они, я бы по-прежнему жила там, и все было бы хорошо!

Их радость по поводу моего приезда бесила меня, и мне хотелось сделать им как можно больше гадостей, испортить им всю красоту их ненавистного дома, чтобы они отказались от меня, и отправили поскорее обратно домой. Мое общение с ними было каким угодно: от игнорирования до истерик, но только не нормальным человеческим. Никакой благодарности у меня к ним за их «благодеяние» не было и в помине. Их неизменное дружелюбие и терпение при этом бесили еще больше, я не верила, что они искренне ко мне относятся. Мне казалось, что они притворяются, что у них какие-то свои планы насчет меня. Я хотела увидеть их настоящих, их чувства и эмоции. Я ничего не хотела делать по дому, мои обязанности вызывали у меня бурный протест. Вы забрали меня в свою золотую клетку против моего желания, и еще хотите, чтобы я тут что-то делала! Вот же вам всё наоборот!

Особенно я хотела узнать, что происходит с моей семьей! Мне никто ничего не говорил, и все валяли дурака, что ничего не знают. Я всех их ненавидела. Я не хотела, чтобы кто-то из них прикасался ко мне, даже как к ребенку.

Через полгода я поняла, что не смогла перенести всех этих изменений и умерла. Это была форма моего протеста. Поэтому не могла представить, как бы жила в той семье через год. Если бы каким-то чудом осталась жива, то не захотела бы оставаться, и дальнейшее пребывание там вызывало ужас. Я хотела только обратно, только домой.

Все участники были поражены приобретенным опытом. У всех он был разный, но ошеломляющий. «Так вот что это такое для ребенка…», - только и говорили, только и думали мы. «А мы-то думали, что для него это – счастье и облегчение, выбраться из кризисной семьи…»

Кто-то говорил, что поначалу легко согласился куда-то поехать, думая, что это понарошку. Кто-то согласился ради интереса посмотреть новый дом, а после этого сразу захотелось домой. Когда стало понятно, что это – навсегда, какое возникло чувство безнадежности, протеста. Кто-то смог привыкнуть в новой семье через год. Привыкнуть, но не совсем прижиться. Не очень-то хотелось что-то делать по чужому дому. И как не хватало знания о своей родной семье! Как они там живут, что у них происходит!

И всё равно, даже только что вернувшись из этого состояния, мне не верилось – ну неужели правда ребенок так это всё воспринимает?

Оглядывая нас, ведущие сказали: «Надо принять, что дети в детском доме в первую очередь ждут своих родных. Если они живы. А не нас. Мы для них – в большинстве случаев от безысходности». Да, нелегко было это принять! И из благодетеля превратиться в некоего мучителя. Снять с себя розовые очки.

Часто, часто я видела, как С. тихо грустит. Мы садились вместе, я его обнимала, гладила по голове, укачивала и спрашивала: «Грустишь по своим? Понимаю. Каждый, абсолютно каждый человек хочет в первую очередь жить в своей семье, среди своих родных. Это нормально». «Да!» - отвечал он с чувством. «Понимаю». Много раз мы проходили этот диалог, и хочется верить, что ему становилось легче хотя бы от моего понимания.

Благодаря этому моему опыту (и не только этому, были еще инсайты) у С. имеется безлимитная симка и постоянная возможность быть на связи со своими родными. Как я это вижу, сейчас ему уже не требуется с ними так много общения, как раньше. Важно понимание, что у него есть возможность выйти с ними на связь в любой момент, когда он захочет. И что я его в этом поддерживаю и сама напоминаю, чтобы он позвонил им, поздравил с праздниками, был на связи.

Больше всего он общается с сестрой, изредка – с родной тётей. Мама живет в глухой деревне, не имеет никакого телефона. Мобильная связь там практически не доступна. Я предлагала написать ей письмо, но пока дело дальше не сдвинулось. Мы никуда и не торопимся. Для любого шага нужно набраться сил.

[ЦСлива]

А как это можно войти в состояние ребёнка или тёти из опеки? Можно как-то придумать ситуацию. А как чувствовать и мыслить как другой человек?
Я не понимаю.
Может кто-нибудь обьяснить "на пальцах"? Что это за методика такая? Для чего при этом нужно психологическое сопровождение? Это игра?

[Svetlana*s]

Психологическая поддержка нужна обязательно чтобы потом выйти из этого состояния.
Лучше не описывать на пальцах, чтобы не было соблазна попробовать одному.